смогла выдохнуть я и повесила трубку.
Отправила Антону ссылку и снова упала на кровать, сглатывая редкие слезы.
Даже на то, чтобы как следует прореветься, у меня не было права.
Антон ответил через несколько минут: «Это же официальная страница театра. Какого черта они до сих пор не удалили обсуждения, у них есть права администрирования. Кстати, ты помнишь, что вечером я поеду к Лехе? Не теряй меня».
Иногда он бывал таким черствым!
Ничего не ответив, я снова зарылась лицом в его пуловер.
* * *
Повешенный. Смерть. Страшный суд.
Клиентка взглянула на карты и перепугалась.
– Все очень плохо?
– Ничего плохого, – возразила я безжизненно.
– А выглядит так себе, – не поверила она.
– Ваша жизнь выходит из режима ожидания. Смерть – это окончание важного жизненного этапа, но и начало нового тоже. Вас ждут великие перемены, перемены закономерные, давно ожидаемые. И пусть порой довольно болезненные, но это определенно движение вперед. Примите все без сожалений. В Таро вообще нет плохих и хороших карт, – добавила я, видя, что она все еще напугана. – Случаются предупреждения о непростых периодах, но разве это не то, что мы называем жизненным опытом?
Клиентка неуверенно улыбнулась.
Я опустила глаза, разглядывая карту, на которой архангел трубил в трубу Судного дня.
Все – лишь опыт, Мирослава, а не конец света.
Кто бы еще верил этим гадалкам.
Ближе к восьми часам вечера Антон написал, что останется ночевать в городе.
Я как раз разглядывала пузырек с пустырником, размышляя, поможет ли он мне от желания выть на луну или мне понадобится что-то более действенное вроде серебряных пуль.
Прочитав сообщение, я все-таки тяпнула пустырника, покружила по дому. Вы когда-нибудь видели диких лис в зоопарке? Помните, как они мечутся по клетке, не находя себе места? Тогда вам несложно представить мою хаотичную беготню.
Антон возненавидит меня – рано или поздно, так или иначе. Никто не сможет любить женщину, с которой будут связаны постыдные воспоминания. Все нежное, трепетное, страстное окажется погребенным под бесконечным чувством вины.
Перед поломанным Алешей.
Но даже если и так, пусть это случится не сегодня. Если я останусь одна в этом доме на всю ночь, то с утра вы обнаружите спятившую, седую как лунь старуху.
Решившись, я лихорадочно вызвала такси и как была – в халате и домашних тапочках – отправилась к Антону на квартиру.
У меня давно были ключи, так же, как и у него от моего дома.
Я несколько раз позвонила по дороге, но мне никто не ответил.
О чем они разговаривают с Алешей? Получается ли у них вообще разговаривать? Получится ли хоть когда-нибудь?
То, что Антон решил ночевать в городе, это ведь хороший знак?
Значит, беседа затянулась настолько, что ему проще остаться у себя, чем тащиться в такую даль.
Я просто спокойно подожду его.
Так ведь можно сделать?
В квартире было темно. Замерев на пороге, я позвонила еще раз – телефон тихо завибрировал, подсветившись на столе кухни-гостиной.
Антон дома?
Я миновала коридор и медленно толкнула дверь спальни.
В неясных огнях уличного света Антон казался неподвижным манекеном. Он сидел на полу, прислонившись спиной к кровати. Рядом стояла бутылка, тоскливо пахло коньяком.
Я вдруг оробела.
– Извини, – пролепетала испуганно. – Ты хотел побыть один, а я ворвалась. Прости, я немедленно…
– Мирослава, – тихо позвал он, повернув ко мне голову. Лица не было видно, но мне хватило и голоса: усталого, несчастного. – Ты можешь остаться?
Упав перед ним на колени, обхватила руками его голову, прижимая к груди. Укачивала, что-то бормотала, гладила и целовала.
Один нервный срыв на двоих. Бывает.
Пробуждение наступило с головной болью, а я ведь даже не пила. Зато много плакала.
Мне понадобилась минута, чтобы сообразить, где я и что я.
За стеной с кем-то разговаривал Антон.
Часы показывали семь тридцать утра. С кем можно трындеть в такую рань?
Поправив халат и кое-как пригладив волосы, я осторожно выглянула из спальни.
Антон жарил яичницу и болтал по телефону, зажав трубку плечом.
– Только нормальное помещение… в центре. Стоянка, да…
– Доброе утро? – неубедительно предположила я.
Он сбросил звонок, оглянулся, улыбнулся.
– Кофе?
Ой-ей. Вечером в потемках не было видно, зато сейчас полюбуйтесь только: губа разбита, под глазом фингал. Кажется, братская встреча удалась на славу.
– Кофе, – согласилась я. – У тебя молоко хоть есть?
– Сгущенка сойдет?
– О да.
Антон поставил передо мной тарелку с завтраком, перегнулся, аккуратно коснулся губами моих губ. Он уже успел принять душ, выглядел бодрым, свежим и энергичным. За одну злосчастную ночь умудрился восстать из пепла.
– Ты заметила, что примчалась ко мне в халате? – спросил он весело.
– Только в такси и поняла.
– Так сильно соскучилась?
– Просто отвыкла спать одна.
– Это хорошо. – Он улыбнулся шире, поморщился от боли в губе, но продолжил улыбаться. – Это очень хорошо.
– Ты меня пугаешь, – сообщила я озадаченно.
Антон еще немного посновал по кухне, досервировывая стол, потом сел напротив. Уставился на меня, блестя глазами.
– Ну что? – поторопила его. – Чему мы так радуемся, можно узнать? Кажется, Алеша спустил тебя с лестницы.
– Еще как спустил. Но это совершенно неважно. Я покупаю им с Риммой театр.
– А? – рот распахнулся варежкой. – Как это?
– Выкуплю помещение, сделаю ремонт, оплачу оборудование. Римма уже села рисовать смету, она женщина расчетливая, хладнокровная. Леха-то точно не приспособлен к административной деятельности, поэтому я и привлекаю его первую жену как совладельца.
– Но это, наверное, дорого – вдруг взять и ни с того ни с сего стать Карабасом-Барабасом?
– Скорее всего. Я выставил на продажу эту квартиру. Да все равно не хватит. – Он на мгновение задумался, потом дернул плечом и принялся за еду. – Влезу в кредиты, не впервые же.
– Подожди, – взмолилась я, не успевая за ним.
– Что? Я все равно собирался переезжать к тебе. Примешь меня нищего и бездомного, Мирослава?
– Ты собираешься переехать ко мне? Насовсем? Навсегда? Со всеми вещами? – переспросила я, чувствуя головокружение.
– Не хочешь? – Он растерялся. – Ах да, сгущенка же! Подожди минутку.
Вскочил, захлопал дверцами шкафчиков, нашел нужный пакет, обернулся.
Я положила вилку, обошла стол и отобрала у него сгущенку, не глядя, швырнула куда-то в сторону.
Антон следил за мной настороженно, не в состоянии понять реакции.
Кажется, он был готов ко всему. К сердцу прижмет, к черту пошлет, плюнет, поцелует… Ну вы понимаете, да?
Что-то нашло на меня – темное, яростное, жадное. Ухватив в кулак его футболку, притянула Антона к себе, лицом к лицу. Синяк под глазом наливался фиолетовым.
– Если посмеешь передумать, – хрипло пригрозила я, – если
