Дома мы с Ксю поговорили. Сначала она фыркала по-ежиному, но потом, как мне показалось, согласилась, что вела себя не лучшим образом. И что стоит попытаться все исправить, поскольку это в общих интересах. Сразу же после нашего разговора позвонила Лена и начала вкручивать, что аквапарк не лучшая идея. Будь я в спокойном состоянии, наверно, подумал бы и понял, что она права. Но в тот момент был на грани, когда с шуруповертом лучше не соваться, чтобы не сорвать резьбу.
Цирк с конями начался сразу же, как мы подъехали к Лениному дому. Тимофей сидел на скамейке с сумкой. Мы с Ксю вышли, и первое, что она сделала, даже не поздоровавшись, проехалась, будто Тим сторожит сумку, как собачка. Тим ответил чем-то не менее ядовитым. Я прикрикнул на обоих, и в этот момент появилась Лена с бустером. Мы быстренько замяли конфликт, но, как оказалось, это было только начало.
Да, я повел себя, как идиот. Ведь было же очевидно, что Тим в долгу не останется и будет бить прицельно. И все равно пошел у него на поводу с этой горкой. Ну а дальше их было уже не остановить. Как только первые ядерные ракеты выпущены, в ход пойдут и остальные
- пока не будет уничтожена вся планета. Ксю захватила в плен Лену, Тима это только подзадорило, и он прилип ко мне, как пластырь. Тем еще сильнее заводя Ксю.
Я ловил Ленины взгляды, раздраженные и беспомощные. И чувствовал себя так же. Как ни пытались мы сгладить ситуацию, все уже пошло в разнос. Наконец я волевым усилием попытался поставить точку: едем домой. Но было поздно.
Оставив Ксю и Тима с Леной, я пошел за машиной на стоянку, а когда подъехал, обнаружил сцену похлеще, чем утром. Ксю рыдала, заламывая руки, Тим зло и упрямо смотрел себе под ноги, а Лена стояла между ними - тоже злющая, как мегера.
- Что тут за дела? - спросил я, выйдя из машины.
- Короче, Кирилл, - Лена схватила Тима за руку, открыла дверь и запихнула его в бустер. -Допрашивать их придется поодиночке и с устрашением. Мне они отвечать отказались, что произошло.
Я достал платок, позорно высморкал Ксю нос и затолкал ее в машину с другой стороны. По дороге молчание становилось все гуще и плотнее. Лена поглядывала искоса, и я понимал, что она продолжает злиться. На Тима, на Ксю, но больше всего на меня. И чем дальше, тем сильнее. Потому что ей страшно хочется сказать «а я говорила», но упрямство и самолюбие не позволяют.
Мда, похоже, не скоро снова окажемся в постели, пробежала огородами мрачная мысль.
Когда мы заехали во двор и остановились у парадной, Тим быстро отстегнул ремень, буркнул: «до свидания, Кирилл» и вылез, проигнорировав Ксю. Лена попрощалась с ней, бросила мне «счастливо», вытащила бустер и пошла вслед за Тимом.
- Нормально повеселились, - пробормотал я, выруливая в арку.
Ксю каменно молчала, но как только выехали на проспект, ее все-таки прорвало.
Козел, говоришь? Что-то мне подсказывало: без провокации не обошлось. Как бы ни было неприятно, приходилось признать: Ксю нападала первой, а Тим держал оборону, отвечая ударом на удар. Но что мне в нем нравилось - не ябеда. И Лене явно предстояло попотеть, чтобы вытянуть из него правду. Скорее, мне удастся расколоть Ксю.
Когда мы приехали, она поднялась из гаража наверх, а я вышел на задний двор развесить на веревке мокрые вещи. Заглянул к ней в комнату - Ксю сидела на кровати, надутая, выпятив нижнюю губу и сморщив подбородок.
- Ну так что? - я сел рядом с ней.
Ксю молчала. С выражением «хоть на куски разрежь - не скажу».
- Ксения, я жду.
Это был тон, который использовался очень редко. Но всегда результативно.
- Он сказал... он сказал... - опустив голову, Ксю теребила бахрому покрывала. - Сказал, что я тупая овца. И что жаль, что у такого отца дочь такая дура.
- Понятно, - кивнул я. - Просто так сказал. Взял и сказал. Ты молчала, ничего не делала, а он взял и сказал. Ясно.
- Ну. я. - губа задрожала, слезы повисли на ресницах. - Пап, а чего он к тебе прицепился?
Я смотрел на нее - как удав на кролика. Дрогнуло жалостью: ведь это же моя девочка, любимая. Но понимал, что если поддамся, можно поставить крест на мечтах о спокойной жизни.
- Я. я сказала. что у него своего папы нет, вот он и лезет к моему. А он.
- Посмотри на меня!
Похоже, мне удалось одним взглядом показать, что об этом думаю. Через секунду начался новый вселенский потоп.
- А теперь сядь и представь, что бы ты почувствовала, если б Тимофей то же самое сказал тебе. О твоей матери. Все.
Я вышел, от души шарахнув дверью. Спустился в сад, походил по дорожке, пытаясь успокоиться. Поднялся на веранду, сел на качели и написал Лене:
«Все выяснил. Сможешь завтра в обед?»
Ответ пришел почти сразу: «Значит, расскажешь. Потому что мне не удалось. Постараюсь».
77
Елена
- Может, теперь ты все-таки объяснишь, что произошло?
Тим стоял и смотрел в окно. Плечи сигнализировали: хоть пытай - не скажу.
Я подошла, развернула его к себе. Посмотрел исподлобья и уставился на свои тапки.
- Тимофей, я с тобой разговариваю.
Еще один косой взгляд и тишина.
Это было на него не похоже. При всей вредности, занудливости и катастрофическом нежелании общаться с подобными себе особями вину свою Тим всегда признавал. Потому что считал это правильным. И тогда оставалось только одно: виноват не он. Ябедой Тим тоже никогда не был. Может, и нелогично для слишком правильного зануды, но вот так уж.
- Ксения тебе что-то сказала?
С нас можно было писать хрестоматийный сюжет «допрос партизана». Я сделала еще несколько попыток, и тут квакнул телефон: пришло сообщение от Кирилла. Прочитав, я ответила и сказала Тиму:
- Помнишь, как в «Денискиных рассказах»? Тайное всегда становится явным. Так что я все равно узнаю. И если виноват ты, пеняй на себя.
Оставив его в покое, я занялась домашними делами, чтобы отвлечься, но ничего не получилось. Через полчаса позвонила мама. Узнать, как прошла встреча на Эльбе. В подробности я вдаваться, конечно, не стала, но и самой скудной информации хватило, чтобы прозвучал приговор:
- А я сразу сказала, что ничего хорошего из этого не выйдет.
- Мама, - прошипела я, - речь идет не о том, что проблемы можно было избежать, а о том, как ее решить. Если не знаешь, что посоветовать, лучше помолчи. Педагог!
- Всего доброго, - обиделась мама. - В среду у Тимы еще будет бассейн? Значит, приеду во вторник. Мне все равно уже в школу надо.
У меня просто руки чесались. Что-нибудь разбить или кого-нибудь убить - без разницы. Чтобы выпустить пар, я позвонила одному недобросовестному клиенту и ядовито напомнила: срок оплаты счета истек. Контора наша не кредитор, судиться с ним не будет. Выслушивать оправдания и обещания не стала, повесила трубку. Это вообще было не мое дело. Хотя зарплата напрямую зависела от оплаты счетов клиентами.
Помогло не очень. Тогда я позвонила Ирке и выплакалась ей в жилет.
- Мать, - вздохнула она. - Тебе плохо, а мне хорошо. В кои-то веки мне по всем направлениям хорошо, и даже очень. Мне, наверно, должно быть стыдно, что тебе плохо, а мне хорошо, но нет, не стыдно. Хотя и сочувствую.
- Спасибо и на этом, - хмыкнула я. - Рада за тебя, честно. Не стесняйся. Пусть хоть кому-то будет хорошо.
Ночью я проснулось от того, что кто-то дотронулся до плеча. Открыла глаза - Тим. В одних трусах, растрепанный.
- Что случилось? - я села и включила свет.
- Мам, скажи... Мой отец - он меня вообще никогда не видел?
- Я же тебе говорила, Тим. Я и сама его больше не видела. Исчез, как только узнал, что ты должен родиться.
Видела. Недавно совсем. Правда, тебе об этом знать совершенно ни к чему.
- Значит, он знал, что я есть. И ни разу не пришел. Ну и не нужен мне такой.
Горло сжало спазмом. Я с трудом проглотила слюну, потянула его за руку. Тим сел на край дивана, я обняла его, прижала к себе.