запрокинула голову, подставляя шею под его рот и прося и моего поцелуя. Бля, для меня это лучшее зрелище по возвращению домой. Срать что об этом могут думать вокруг.
Наклонился, целуя ее, проскальзывая жадными ладонями и на ее груди. Горячая она уже, то самое мое самое любимое состояние, когда девочка наша уже порох — одна искра и взорвет всех троих. Но я поторопился чуть с выводами.
— Раздевайся! — велела Окси, разорвав поцелуй и ускользнув от обоих. — Я хочу сегодня нечто новое попробовать.
Вот о чем меня дважды просить не надо — так это скидывать одежки, когда моя синеглазка желает воспользоваться моим членом.
— Ложись, — кивнула на кровать — наше первое общее приобретение. Ведь диван таки не выжил, сломался под нами прямо в процессе, не остановив его однако.
Вытянулся на спине, коротко зыркнув на так и оставшегося сидеть на стуле Леху. Ведь точно что-то затевают, хитрожопые. Но походу я дозрел до чего угодно. Брат ведь прав с самого начала — какая к херам разница, что мы творим в постели и насколько это не вяжется с общепринятым — главное, чтобы нам это было в кайф. Но никакой боли для Оксаны. Тут для меня табу полное. Я не буду никогда участвовать в том, что причинит ей боль, хватило этого в ее жизни.
Окси скользнула в кровать, оседлав меня и черепушка опустела мигом, а ягодицы и бедра напряглись, создавая еще больше желанного трения и давления. Она вытянулась на мне, потеревшись своей грудью о мою и добравшись до губ, и я не смог сдержать стона в ее рот. Как же, бл*дь, хорошо, вот так, сразу от первого же полного контакта кожа к коже, губы к губам. Вкус ее выстреливает в мозг, как прямая инъекция мощного дурмана, жаркая влажность между ее ног на моем стволе — пытка сладкая. Совсем рядом, но еще недоступна.
Окси разорвала поцелуй и приподнялась, подставляя мне уже свою грудь, а вот лапы загребущие поймала и подняла наверх, интригуя меня. Нечто скользкое и прохладное скользнуло по моим запястьям и с трудом оторвавшись от ее сосков я запрокинул голову, чтобы пронаблюдать, как она привязывает мои конечности к изголовью черной гладкой лентой, по виду шелковой.
— Хм… Ты что задумала?
— Превратить тебя на время в инструмент для моего наслаждения. Ты против?
— Я всегда за все, что тебе в кайф. — ответил и зыркнул снова на Леху.
Сидит, нас глазами жрет, вспотел и в стул по бокам руками вцепился. Что же вы затеяли, а?
— Не боишься? — шепнула Оксана мне в ухо, послав новую волну мурашек.
— Пффф! — фыркнул насмешливо, самую малость, однако, очкуя. — Если ты не планируешь ничего в меня засовывать, то делай что хочешь, лишь бы ты кончала.
Видел я в порнухе такие фокусы со связыванием, но мне попадались исключительно сюжеты с привязыванием девушек и не все они обходились без жести. Хотя она и была якобы им в кайф, но за бабки чего только не изобразишь. Я еще понимаю по попе хлопнуть в порыве страсти, но плетками хлестать или совать не пойми что, куда оно не надо… Не, не мое однозначно даже на посмотреть.
Привязав мне руки, Окси снова принялась целовать меня и тереться всем телом, постанывая и поглощая мои стоны. Еще одна лента легла на мой лоб и вот она лишила меня и возможности видеть, завязав глаза. Все интереснее, однако и заводит ведь внезапно не на шутку. Я пару раз забывался, вскидывал голову и дергал руками, желая видеть и сграбастать ее и рычал в легком разочаровании поначалу. Но спустя некоторое время недовольство это странно трансформировалось в совершенно новый кайф. Я ничего не мог сделать, только лежать, ерзая под своей женщиной и наслаждаться ее ласками. Осознание этого само по себе прокатилось по мне с макушки до пальцев ног, сделав вдруг каким-то одним сплошным оголенным нервом. А моя девочка не щадила ничуть, целовала, лизала, прикусывала мою кожу на шее, груди, спускалась на живот. Дразнила, обдувая мокрый от нашей общей влаги ствол и головку, заставляя дергаться, как он жгучих разрядов, биться затылком о подушку и взбрыкивать, просясь в ее рот. Пока молча, но чую — долго я такой пытки не выдержу, начну и умолять и требовать.
Но оказалось, Окси еще не пытала, только разогревалась. Ее прикосновения пропали, матрас заколыхался, я уловил тяжелое, надрывное дыхание Лехи справа.
— Ох, сука-сука-сука… — простонал он гортанно, а дальше мой слух взорвали самые порочные и ох*енные в мире звуки.
Меня выгнуло дугой без малейшего касания, когда перед лишенными возможности видеть глазами полыхнуло видение того, как синеглазка принимает брата в свой рот. Я буквально видел, ведомый влажными звуками, как он толкается между ее губ раз за разом, как стискивает кулаки, удерживая себя на грани, как его ведет от жара, узости, глубины позволенного проникновения, но больше всего от убивающего к хренам взгляда Окси! Я хочу это все и прямо сейчас или сдохну нахер!
Снова выгнуло, и я зарычал, уже не в состоянии сказать что-то членораздельное. Дышать не могу, какой там говорить!
— Хочешь, Лекс? — зашептала Оксана, очутившись снова на мне. — Хочешь меня?
Да это не зовется «хочешь». Это, сука, нечто за гранью. Не возбуждение, а сжигание заживо. Я уже не соображал ничего, метался как в лихорадке и только разве что чудом дурацким лентам удавалось удержать мои руки. Кровать подо мной ходила ходуном, простыня промокла от пота, мышцы дергало все. Я извивался и взбрыкивал, упираясь пятками, под распластавшейся на моей груди Окси, стремясь найти идеальный угол, чтобы засадить уже по самые яйца.
— Сядь на меня! Сейчас! — потребовал я, подкидывая ее бедрами и тут же прикусил язык, лязгнув зубами, когда гудящей как под током головке позволено было наконец протолкнуться в мокрый жар.
Как же невыносимо тесно! Как же она довела меня.
Повязка сдвинулась с моих глаз, как только проникновение стало полным и я с секундным опозданием осознал, что ощущаю то, чего не чувствовал никогда прежде. Еле смог открыть зенки и увидел сквозь пелену кайфа искаженное наслаждением лицо брата за плечом Оксаны. Мгновенная вспышка ярости тут же трансформировалась, вливаясь в общее вожделение и поднимая его уровень в хреналлион раз.
— Ах вы засранцы хитрые! — простонал я не в состоянии уже остановиться. — Леха, я тебя убью потом!
— Лекс, смотри только на меня, — простонала Оксана, положив одну ладонь на мою щеку, а вторую запрокинув, чтобы привлечь брата еще
