Ознакомительная версия.
— Я не уверен, что понимаю, о чем ты говоришь. Я только знаю, что он тебя не стоит. Это факт.
— Этот факт меня просто бесит! — закричала она. — Знаешь, он позвонил и сказал, что он думал обо мне. Думал! И что дальше? Я тоже много о чем думаю. Он просто ничтожество. Почему он не может просто жить со своей женой? Или развестись с ней и жить одному? Зачем нужно вот это хождение по мукам? Или это такой своеобразный кайф — разрушать чью-то жизнь? Ему что, от этого лучше спится, если он знает, что я несчастна, что я люблю его и несчастна? Знаешь, что его разозлило больше всего?
— Что?
— Что я не прыгнула к нему на шею, как только он свистнул. Он-то жил, думая, что где-то по свету ходит глупая девочка, мечтающая о том, чтобы он вернулся к ней… хоть на день. Хоть на день! Зачем мне этот день? Что я буду делать на следующий? — она говорила и говорила, и я вдруг отчетливо понял, что хотел бы, чтобы она любила меня, а не его. Чтобы она смотрела на меня своими большими зелеными глазами и хотела быть со мной вечно. Чтобы верила в меня, хотела бы, чтобы я не пил, чтобы я лежал рядом, чтобы я ей звонил. Я хочу быть нужным, чтобы она не могла без меня обойтись. Я прекрасно знаю, чего хотел Петр, почему он вернулся.
— Ира, ты сама-то как? Ты хорошо себя чувствуешь? Не стоит переживать так из-за этого старого козла. Без твоей любви он чувствует себя тем, кто он есть, — он чувствует себя ничтожеством. И он будет готов разрушить твою жизнь только для того, чтобы почувствовать, что он еще — о-го-го!
— О-го-го? — Ирина вытаращилась на меня, а потом вдруг прыснула. — Что это за о-го-го? Какая глупость?
— Все мы — самовлюбленные, неуверенные в себе эгоистичные козлы, и любить нас не стоит, имей в виду. Потому что ты — юная, красивая и прекрасная девушка, ты сама по себе и смысл, и вопрос, и ответ на него. Так что имей в виду — это мы должны сходить с ума по тебе.
— Ты правда так думаешь? — она вылезла из пледа, в котором сидела, свернувшись в комочек, как спрятавшийся от хищника мышонок. — Ты считаешь меня такой?
— Да, я считаю, — признался я после некоторого промедления. И улыбнулся. — Но кто я такой, чтобы доверять моим словам.
— А что, если ты ошибаешься? Что, если я не стою ничьей любви?
— Это еще почему? Ты что — маньяк-убийца?
— Ты многого обо мне не знаешь, — с серьезным видом сказала она и задрала нос. Я ухмыльнулся и притянул ее к себе.
— Но я много о тебе знаю. Ты даже сама этого не знаешь. К примеру, ты храпишь.
— Нет! — возмутилась она.
— Да! И сдираешь с меня одеяло. И не моешь за собой чашки.
— Зато я умею их делать, чашки.
— Да, и домики. Но ты забрызгиваешь зеркало в ванной. И заляпала все мои футболки, зачем ты их надеваешь постоянно?
— Потому что знаю, что тебя это бесит, — улыбнулась она.
— Понятно. Что-то в этом духе я и предполагал. И ты не вытираешь ноги в прихожей. И громко поешь в ванной, просто очень громко.
— Хватит! — взмолилась она.
— У тебя красивые глаза, но скверный характер. И все это мне ужасно нравится. Все это — и миллион других вещей. Так что не надо говорить, что тебя не за что любить! Потому что это не так.
— Это значит, что ты хочешь сказать… что ты… — она остановилась и уставилась на меня своими глазами-блюдцами. Я замер и почувствовал приступ паники. Как могло получиться, что я так далеко зашел?
— Будь милосердна, не заставляй меня это говорить, — прошептал я и, чтобы как-то остановить этот разговор, прижал ее к себе и поцеловал. Ее огромный живот делал это затруднительным, мне пришлось приподняться и наклониться, чтобы добиться своего. Зато Ирина замолчала, а это было как раз то, что мне нужно. Я сам не понимал до конца, чего хотел. Уж точно не откровений и признаний. Не сейчас, не после того, как она со слезами на глазах провожала уходящего вдаль Петра.
Глава 4
Дома и стены давят
Новость о том, что Дмитрий Германович Кара уходит с телевидения, распространилась быстрее ветра, который гуляет по коридорам «Стакана». Обычно уход того или иного сотрудника не производит никакого впечатления буквально ни на кого, но тут был другой случай. Мало того что он ушел, что само по себе странно — с таких мест не уходят, не по доброй воле, во всяком случае, — он еще умудрился сделать из этого своего рода шоу. Не специально и не в каких-то целях, не для пиара, не для того, чтобы попасть в новости и сделать их. Не для произведения впечатления и вообще ни для чего. Он просто устроил шоу, и теперь о нем говорили. И говорили все о том, что он сошел с ума.
После того, как «страшная» правда вылезла наружу и начала расползаться по всем темным углам, передаваясь из уст в уста и естественным образом трансформируясь во что-то уж совсем неприличное, Дима Кара окончательно свихнулся. О том, чтобы найти происходящему другое объяснение, не могло быть и речи. Дима каялся. Причем он начал каяться еще раньше, чем его к этому принудили официально, а стало быть, каялся искренне и по доброй воле. И это было куда хуже, чем то, что он сотворил. Так, во всяком случае, думало большинство. Его покаяние было громким и омерзительным. Общественность «Стакана» кривилась в раздражении.
— Вот на что способны люди ради кресла продюсера программы, — говорили все.
— Нет, как ни крути, а клеветать на Ерша было перебором, — соглашались другие. — Заявить, что тот болен, что ему осталось жить не больше года, — это же до чего нужно дойти!
— Говорят, он пытался найти Ершова и пасть пред ним ниц. И это, между прочим, цитата: «Я упаду пред ним ниц!»
— Что за слова такие, пасть ниц! Откуда ты их выкопал?
— Он пришел в Парфеновскую часовню и принялся кричать, что он проклят, что он должен покаяться. И рыдал.
— Рыдал? — с интересом переспрашивали заинтересованные слушатели. То, что человек человеку волк и что на телевидении друг всегда готов продать друга — с этим все были более-менее согласны. То, что Дима Кара публично рыдал и истово крестился, не мог понять никто. По слухам, Гришка Ершов отказался встречаться с Карой и на его извинения наплевал. Он, опять же, по слухам, был по уши занят каким-то новым, страшно секретным проектом, создавал какую-то новую радиостанцию, финансируемую чуть ли не правительством. Первое Доброе Радио! Но это все — только по слухам. Слухами земля полнится.
— Он заявил, что покидает мир. Он уезжает на Алтай, к какому-то целителю. Сказал, что его там спасут.
— Что за бред? Нет, у нас тут действительно вредная работа. Некоторые выдерживают — некоторые свихиваются. От чего его спасать, а? — это был действительно вопрос. Дима Кара ничем особенно не болел. И врачи гораздо больше беспокоились о его лишнем весе, чем о его страхах по поводу онкологии. Однако Дима Кара был несгибаем. Он проникся уверенностью, что если он и не болен еще (в чем он лично сильно сомневался), то заболеет непременно, так как Господь Всемогущий его все равно покарает. Так не лучше ли начать спасительный путь покаяния и добродетели прямо сейчас, пока не началось?
Ознакомительная версия.
