Да, ловкий Эдгар стал находкой для Лёки. Она подозревала, что ей помогал и маэстро, но тот никогда в этом не признавался.
Обласканная славой, она стала позволять себе короткие романчики на стороне, чего раньше никогда не делала.
Один из них, с известным бардом, стал как-то моментально достоянием гласности. То ли бард оказался болтлив, то ли кто-то из его подруг — на редкость ревнив, то ли пакостницы-завистницы разошлись напропалую…
Только слухи помчались и разбежались во все стороны и, очевидно, дошли до ушей Аркадия, Лёкиного смирного, бессловесного, послушного мужа. Он был до того ручным, что иногда Лёка воспринимала его как простое дополнение к себе, своей жизни, своему быту…
Часто, приезжая с гастролей или возвращаясь после концерта, она, вымотанная, сваливалась в кровать, а Аркадий садился рядом. Она тотчас засыпала, а он негромко пересказывал ей все события, произошедшие в ее отсутствие. Вовка принес кучу пятерок, Татьяна перешла на работу в детскую библиотеку, звонили тетя Соня и Лёкина мать… Просили дать интервью «Антенна», «ТВ-парк» и «Экспресс-газета»… Звонили с REN-TV…
Лёка сладко спала. Ее не слишком богатырское здоровье требовало к себе внимания все больше и больше. Правда, слава и радость — надежные помощники в борьбе с болезнями и слабостями. Но годы бежали вперед, и Аркадий справедливо опасался, что невыносливая Лёка может где-то сильно сорваться.
Вначале он рассказывал ей все вслух, а потом, видя, что она все равно спит, стал шептать и, наконец, проговаривать все про себя, не произнося ни слова. Она спала, он рассказывал… Эти немые беседы стали обязательным, непременным атрибутом их семейной жизни и какое-то время забавляли их и радовали.
— Ну, как дела? Что тут без меня наслучалось? — привычно спрашивала Лёка, бросаясь на кровать. — Докладывай…
Но однажды он сел рядом и не смог ничего сказать. Он выговорился, устал, перегорел… Да, он действительно от нее устал, как устают от непрерывной дороги, от бесконечной поездки в поезде, от мелькания полей и лесов перед глазами… Хотя на самом деле он стоял на месте, но вовлеченный Лёкой в непрерывную и непривычную, ему незнакомую и чуждую круговерть, Аркадий стал раздражаться и обдумывать ситуацию, в которую попал. Начал рассматривать ее под иным углом зрения. Что он делает возле Лёки? Какое место занимает в ее жизни? Место приживалки, компаньонки, собачки?
Леокадия жила сама по себе, далекая от него, как далеки от человека звезды на темном небе, непонятные и загадочные. Она очаровывала, побеждала, даже не спускаясь вниз с побежденных вершин. И желала задержаться именно там, на высоте, всегда и при любых условиях. А что оставалось ему? Смотреть на нее снизу вверх, задрав голову? Да, он слишком от нее устал… А она давно им пресытилась… И этого следовало ожидать. Но люди недальновидны.
Аркадий понял, что больше ему не выдержать, особенно после Лёкиного шумного увлечения бардом и иронических взглядов Эдгара, которые тот давно уже бросал на мужа известной певицы.
— Объясни мне, — однажды не выдержал Эдгар, — ты чего в ней нашел, в этой свиристелке?
Аркадий изумился от его фамильярности и наглого тона.
— Ничего особенного в ней нет, — продолжал разнузданный импресарио. — Обычная попсиха с претензиями на особую музыкальность! И на морду не сильно удалась… Ну да ладно, это дело вкуса. Только вот кидает она тебя сейчас по-страшному. Просто мордует, бьет рожей об стол. И как ты это все терпишь? Не понимаю… Любишь разве? Или любил? — Он проницательно взглянул на Аркадия. — Но ведь жить со звездой невозможно. Это тяжкий труд, настоящая каторга… Голгофа, которую сам себе выбрал и на которую ты сам себя обрек…
— Другие живут… — пробормотал Аркадий.
— На других условиях, — парировал Эдгар. — Совсем на других! Ты-то ведь хочешь искренности, честности и любви. А их нужно искать совсем в другом месте. Если вообще найдешь…
Аркадий молчал. Понимал, что резвый импресарио кругом прав…
— Прав я, прав! — словно вычитал его мысли Эдгар, ухмыльнувшись. — Я всегда прав, пока ненароком не ошибусь… Но это со мной случается нечасто. Кроме того, я давно привык даже не плевать на то, что и плевка моего не стоит. Отличный жизненный принцип! А твоя Леокадия Андреевна — чересчур тонкая штучка! Наслаждайся, пока не ушла…
Аркадий вздрогнул. Пока не ушла?.. А разве…
— Да нет, — вновь понял его Эдгар, — она тебя бросать не собирается. Ты ей удобен, как диванная подушка. Только вот тебе уже стало с ней невмоготу… Это видно, Аркаша, даже невооруженным оком, бросается в глаза за версту… Потом, понимаешь ли, брак — это определенное неписаное соглашение о некоторых взятых на себя обязательствах, некие обещания друг другу. А держать хоть какие-нибудь свои обещания — отнюдь не отличительная черта твоей певички. Поэтому если она сдержала хотя бы одно — это событие, достойное удивления и даже восхищения.
— Ты ошибаешься, — пробормотал Аркадий. — Именно союз, лишенный обязательств, обладает удивительной долговечностью. И брак на грани развода — тоже.
— Ну да? — иронически протянул Эдгар. — Да ты ведь уже не раз клялся себе, что завтра же с нею порвешь, но не уходил, потому что никак не мог представить эту последнюю минуту… Ты из породы тех редких людей, которые умеют многое, но совершенно не способны к бегству. А стало быть, к своему спасению. Ты любишь чистосердечно и высказываешься до конца. Ты не думаешь о последствиях, к которым приводят неуместные честность и прямота. Ты даешь ненужные обеты и клятвы, которым не изменишь ни под каким видом. Но то, что мы так усиленно часто пытаемся скрыть от других, все равно всегда узнается! Тайн нет! И не бывает на свете! Тем более в любви.
— Да? — пробормотал Аркадий. — Тогда попробуй узнать, где начало и конец у окружности. А у любви нет лишь размеров. Их ей заменяют два слова, два понятия — да или нет.
Эдгар засмеялся.
— Ты всегда был мне симпатичен. И я никогда не понимал, как ни ломал голову, что вы оба нашли друг в друге…
— Это женщина-рай, — прошептал Аркадий. — А в общем, ты снова прав, как всегда… Леля — она ушибленная…
— Головкой, что ли? — заржал Эдгар. — Так они все такие, наши звездатые!..
Аркадий возмутился:
— Не головкой, а душой! Ты соображай, чего несешь!
— Это все из области высоких материй! — заявил Эдгар. — А я туда не вхож! Недостоин! И твоя певунья, кстати, тоже!
— Я уважаю тебя как делового человека, — произнес Аркадий, — но мне никогда бы не пришло в голову, как Леле, довериться тебе или поверить хотя бы одному твоему слову.
