Эмми-Эм.
Смех вырывается из моей груди. Разве это не гребаная правда?
— Вот, — говорит он, вытаскивая из кармана пару таблеток с кислотой. — Это то хорошее дерьмо, которое я прятал до нужного времени.
Я перевожу взгляд с него на смайлик на невинно выглядящей бумаге.
Я не употребляю наркотики — травка не считается.
Я наблюдала, как они разрывали мою маму и других людей вокруг меня на куски на протяжении многих лет.
Я более чем знаком со всеми причинами, по которым я не должна этого делать, но, стоя здесь прямо сейчас, чувствуя, как мир рушится вокруг меня, мне действительно трудно сказать «нет» забвению.
— Так все покажется проще, Эм. Это уберет всю эту чушь и просто позволит тебе немного отдышаться. — Я смотрю на него, пытаясь убедить себя, что это плохая идея, но на самом деле я не слышу своих собственных аргументов. — Я буду хорошо заботиться о тебе, я обещаю.
Мои губы приоткрываются без какой-либо команды от моего мозга, и он улыбается.
— Хорошая девочка. Ты не пожалеешь об этом.
Прежде чем что-либо из этого полностью растворяется, его губы прижимаются к моим, его руки нежно ложатся по обе стороны от моего лица, когда он поглощает меня.
Все вылетает у меня из головы, и я отдаюсь чувству, как алкоголь, наркотики и желание наполняют мой организм.
Он ведет меня назад, пока мои икры не упираются в старый диван, прежде чем опустить меня и устроиться между моих бедер.
Он не торопит, не подталкивает меня ни к чему, к чему я не готова или не хочу делать.
Мы просто целуемся, как похотливые подростки, которые отчаянно нуждаются в связи с кем-то, с чем угодно.
Он прижимается ко мне, заводя меня все выше и выше, несмотря на то, что мы оба все еще одеты, хотя отсутствие нижнего белья означает, что ощущение его твердого члена и грубой ткани его джинсов приближает меня к оргазму быстрее, чем я ожидаю.
— Я, блядь, знал, что ты будешь потрясающей на вкус, — бормочет Дакс, целуя мою шею, облизывая и покусывая мою нежную кожу. — Раньше я ненавидел этого придурка за то, что он отказывался делить тебя.
— О Боже, — стону я, выгибая спину.
Огни начинают вспыхивать у меня перед глазами, когда мир начинает вращаться вокруг меня.
Моя кожа горит докрасна. Внезапная потребность сбросить всю одежду, чтобы остыть, охватывает меня, и я тянусь к пуговице на своей школьной рубашке.
— Позволь мне, — рычит глубокий голос, отбрасывая мои руки в сторону.
Я моргаю на него, мои брови в замешательстве хмурятся, когда я замечаю, что Тео смотрит на меня сверху вниз.
— О Боже, — стону я, зная, что не должна снова подпускать его к себе, но в равной степени сбитая с толку тем, как он здесь оказался. — Да, — кричу я, когда он сильнее прижимается к моему клитору, обеими руками хватая мои сиськи и сжимая их самым невероятным образом.
— Еще, — умоляю я. — Мне нужно…
— Я знаю, что тебе нужно, Мегера. На этот раз это тоже его голос.
Моя спина выгибается под его прикосновениями, нуждаясь в большем от него.
— О Боже. Да. Больше. Да, — кричу я, мое освобождение накатывает вперед подобно цунами. — Тео, да, — кричу я, когда мое освобождение захлестывает меня.
Он неподвижно возвышается надо мной, пока я набираю высоту, что чертовски умопомрачительно, и я смутно осознаю грохот на другой стороне комнаты.
Но когда я оглядываюсь, ничто не имеет смысла.
— Т-Тео? — Я заикаюсь, видя, что он стоит в дверях с поднятым пистолетом, направленным прямо на нас.
Н-но как он там оказался, если он только что был на мне?
Моя голова кружится, когда я спускаюсь с высоты, смятение разливается по моему телу.
— Я сказал, отвали на хрен от моей жены. — Голос Тео тверд и холоден так, как я никогда раньше не испытывала, и это посылает через меня волну чистого страха.
Отрывая от него взгляд, я смотрю на тело надо мной.
Дакс.
Блядь.
Черт, что я наделала?
— Не говори, что я тебя не предупреждал, — ледяной голос Тео прорывается сквозь громкий бас, гремящий позади него, и я вскрикиваю, когда раздается хлопок пистолета в его руке.
— Тео, нет.
Я двигаюсь инстинктивно, выворачиваясь из-под Дакса в своей потребности защитить его от моего мужа-психопата.
— Эмми, — гремит Тео, бросаясь вперед, вся кровь отхлынула от его лица.
Это последнее, что я помню, прежде чем, наконец, получу забвение, в котором я так отчаянно нуждалась.
Мой дом — твой дом. — Исп.
