class="p1">Невольно вспоминаю наш разговор. Не секс, а то, что было после. И гораздо интимнее. Каждое сказанное им слово, каждый взгляд, каждый вздох. Все это противоречит его характеру. Слишком искренне, чтобы быть настоящим. Слишком в сердце. Глубоко и навылет.
Не верится… И я не знаю, что с этим делать дальше. Наверное, было бы легче, если бы это все оказалось сном.
- Девочки, - следующая мысль, которая заставляет меня выскочить из ванны.
Накинув на мокрое тело махровый халат, босиком бегу к лестнице. Замираю на первой ступеньке, перевожу дух – и уже спокойнее, на цыпочках, чтобы никого не разбудить, крадусь в мансарду.
Уголки губ предательски ползут вверх, а в груди разливается исцеляющее тепло, когда взгляд падает на кровать, где с трудом поместился Воскресенский с малышками. На самом краю, повернувшись лицом к дочкам. Он как огромный медведь, под боком которого пригрелись медвежата. Обнимают папочку, то и дело толкая и пиная его во сне. Быстро же он их успокоил. Правда, и сам отключился рядом с теплыми комочками. Неудивительно.
Значит, мне не приснилось…
И от этого сильнее щемит сердце. Хочется поставить момент на паузу, не думать о будущем. Отключить мозг хотя бы на время и не просчитывать все возможные исходы и риски. Дать нам шанс? Хотя… почему нет? Воскресенский – состоявшийся мужчина, четко определивший, чего он хочет. У него двое своих детей, которых я полюбила, как родных. Полноценная семья, готовая принять меня, бракованную. И к которой я, кажется, уже привязалась. Приклеилась намертво.
И все-таки… опять анализирую. Неисправима.
Вздохнув и мысленно пожелав им спокойной ночи, я осторожно беру вещи с полки, и разворачиваюсь к лестнице. Спускаюсь на пару ступенек.
- Вера, - хрипло и недоверчиво раздается позади.
- Не хотела тебя будить, - шепчу, оглядываясь с виноватой улыбкой. Одна рука застывает на поручне, а вторая – прижимает одежду к груди. Не чувствую неловкости. Взамен окунаюсь в иллюзию семьи. Она привлекательнее моей суровой реальности.
Костя аккуратно и неспешно, чтобы не потревожить двойняшек, спускается с постели. Коснувшись ногами пола, упирается локтями в колени и дает себе пару секунд, чтобы проснуться.
- Я не спал, - спорит невозмутимо и, зажмурившись, трет щеки ладонями, чтобы взбодриться.
- Контролируешь все даже во сне? – не могу сдержать ехидного смешка. Но он реагирует на мой выпад снисходительной улыбкой.
- Издержки отцовства, - покосившись на спящих детей, неторопливо идет ко мне. По пути кидает взгляд на часы, хмурится. Видимо, прошло гораздо больше времени, чем он ожидал.
- Собираешься уезжать? – выдыхаю ему в грудь, когда он становится вплотную ко мне.
- Надо бы… - настороженно смотрит на меня сверху вниз. - Через часик выдвигаюсь, чтобы успеть в офис до начала рабочего дня, - спускается на мою ступеньку, чтобы мы были на одном уровне.
- Дай мне пять минут переодеться. Потом сварю кофе, - машинально выпаливаю, потому что привыкла ухаживать за малышками и теперь переношу обычную, повседневную заботу на их отца.
- Не надо, не беспокойся, - растерянно покашливает он.
- Себе, Кость, - усмехаюсь, чтобы снять напряжение. - Могу на двоих, если ты хорошо попросишь.
- Потренируюсь пока перед зеркалом, чтобы ты не отказала, - поддерживает шутку. - Если серьезно, иди отдыхай, Вера, - поднимает руку к моему плечу, проводит к локтю, обхватив его бережно.
- Я все равно не смогу уже уснуть, - пожимаю плечами. И, высвободившись, спускаюсь в гостиную, где мы с Костей молча расходимся.
Он скрывается на кухне, а я присоединяюсь к нему позже, ухоженная и приведенная в порядок. В домашнем льняном платье, скрывающем фигуру, я чувствую себя увереннее и свободнее. Чего не скажешь о Косте. Устроившись на том самом диване, где мы не так давно были вместе, он задумчиво поправляет манжеты на рубашке, до конца не высохшей после дождя. Выглядит мрачным и скованным, словно озадачен чем-то. Решаю не мешать ему. Минуя диванчик, приближаюсь к столешнице.
- Так что с тобой произошло, Вера? – Костя обезоруживает меня внезапным вопросом.
- Что? – ставлю турку на плиту, ищу пакет с кофейными зернами.
- В прошлом, - короткое уточнение действует на меня, как ледяной душ. – Я получил твои документы из клиники, но только последние. С результатами недавнего обследования. А раньше? Что случилось изначально? Какая причина?
- Это необходимо для дела? – произношу, не глядя на него и лихорадочно пытаясь погасить пожар в солнечном сплетении.
- Нет, для меня.
Рука, дрогнув, ослабляет хватку, и зерна просыпаются мимо кофемолки. Пакет падает на столешницу. А я будто со стороны смотрю, как округлые, почти идеальные гранулы цвета горького шоколада катятся к краю. Как широкая мужская ладонь в последний момент ловит их, сгребает в кучку и откидывает к раковине.
Костя напористо, но аккуратно отстраняет меня, занимая мое место у плиты, забирает пакет и дальше орудует с ним сам. Так привычно и умело, словно делает это каждое утро.
- Не замыкайся в себе, - убедительный приказ доносится над ухом и тонет в шуме включенной кофемолки.
- Если вам так интересен мой диагноз, Константин Юрьевич, почему вы не запросили у врача всю историю болезни? – цежу сквозь возмущение. Защищаюсь переходом на холодное «вы», хоть в нашей ситуации это звучит смешно и глупо. Невольно обрастаю броней с шипами, чтобы спрятать раненую душу. Все-таки я еще не готова никого пускать так глубоко. Даже Костю. – Могли ведь. Юрист вашего уровня наверняка имеет соответствующие связи.
- Мог, ты права. Легко, - добавляет две полные ложки молотого кофе в бурлящую воду. - Но я не хочу поступать так с тобой и действовать исподтишка. Я лучше выслушаю тебя, когда ты будешь готова открыться. Судя по твоей реакции, это до сих пор причиняет тебе боль. Почему? – отвлекаясь от турки, смотрит на меня. Не в глаза, а словно прямо в сердце, ковыряя его и надрывая пластыри.
- Странный вопрос, - разрываю болезненный зрительный контакт. Чтобы хоть чем-то заняться, я убираю в шкаф уже ненужный пакет с остатками зерен. Хлопаю дверцей. И, выдохнув, выпаливаю одним махом: - Какой женщине приятно признавать себя неполноценной? Еще и обсуждать причины этого с мужчиной?
- Если верить результатам последнего обследования, у тебя нет критичных отклонений в репродуктивной системе. Прогнозы положительные, - не отступает Костя, давит на больное место, словно топчется по нему твердыми подошвами ботинок.
- Боже, Воскресенский, хватит, -
