делала с Даниэлем на кухне? — кричит Давид.
— Я же тебе сказала всё, — со слезами на глазах.
— Я не верю тебе.
— Ну это правда.
— А вдруг вы там ебались, мне откуда знать, — что он несёт.
— Ты дебил? Ты совсем с катушек слетел? — Ударила его по лицу. А то совсем не знает, что несёт.
— Ты что сейчас сделала? Так любишь его?
— Тебе какое дело? А может люблю.
— Тогда я убью его, мой отец сделает всё ради счастья своего сына. Поняла меня? — хватает за запястье руки.
— Поняла, но это не изменит моих чувств к нему, понял?
— Ты переспишь со мной.
— Точно не в этой жизни и не в этом мире, — пытаюсь убрать руку.
— В этой жизни и в этой вселенной. Раздевайся. — приказывает он мне.
— Я не буду этого делать, — наотрез отказываюсь.
— Будешь, а иначе, — берёт телефон в руки. — Алё, пап, у меня к тебе есть одна просьба, — снимаю с себя всю одежду, оставив только лифчик и трусы. Так обидно, что мне приходится это сделать. Может, когда-нибудь мы будем с Даниэлем вместе. Я верю в это.
— Не делай этого, пожалуйста, — прошу его.
— Молодец, я тебя так люблю, а ты знаешь, что я могу убить и твою маму тоже и кошек, — про кошек это действительно жестоко.
— Ты не сделаешь этого.
— Сделаю, — приближаясь ко мне. — Ложись на кровать.
Я выполняю его просьбу. Просто ложусь и не шевелюсь. А слёзы всё сильнее текут. На завтра я этот ужас и не вспомню. Одно радует. Быть может, Даниэль когда-нибудь бросит Ангелину, а я Давида и мы будем вместе. А сейчас придётся смириться с этим и жить(выживать).
Прикасается своими губами к моей шее, и вниз к груди. Фу. Быть может, он от этого получает колоссальное удовольствие, а я нет.
Дальше даже не хочется говорит, что он делает.
— Неужели тебе не нравится? — целует мою грудь.
— Ты правда хочешь знать ответ на этот вопрос? Мне отвратительно, Даниэль трахается лучше, чем ты.
После этого он входит в меня и мне очень больно от этого. Это он типо мстит мне так.
— Тогда, ты больше никогда не узнаешь, как он трахается, — ударяет меня со всей силы и я вырубаюсь.
Утром просыпаюсь, голова гудит, смотрю под одеяло, я совершенно голая, без трусов и лифчика. Он снял с меня их. Он воспользовался мною. Получается, изнасиловал. Я чувствую себя грязной.
— Как ты посмел меня вчера ударить? — смотрю на Давида, который переодеваться.
— Ты ошибаешься, я тебя вчера целовал, потом раздевал, а ты получала удовольствие, следом ты сказала мне, что я трахаюсь лучше, чем Даниэль, — хватает меня за губы.
— Ты лжёшь, — встаю с постели и иду к зеркалу.
На лице у меня огроменный синяк, который на половину лица. Нужно замазать тональником.
— А это тогда что? — показываю на синяк.
— А это моя милая, символ того, как сильно я тебя люблю, — подходит ко мне сзади смотрит в зеркало.
— Это не любовь, а одержимость, — объясняю ему.
— До вечера, я пошёл на работу, — хотел поцеловать, но я не дала. — Не забывай про наш уговор, увижу с Даниэлем, не пожалею в этот раз.
Замазываю синяк, накидываю на себя зеленый шёлковый халат и иду по лестнице на кухню завтракать.
— Всем доброе утро, — за столом сидят Даниэль напротив него Ангелика и родители Ангелики и Давида с двух сторон Ангелики.
— Садись рядом с Даниэлем, — говорит тётя Софи-мама Ангелики и Давида. — А то других стульев ножки шатаются.
— Милая, а может Ангелика туда сядет? — говорит Маттео Греко.
— Она же сказала, что у неё там голова кружится, поэтому пусть сядет Адель — протестует тётя Софи. — Садись, Адель, — показывает на стул. Даниэль удивлённо смотрит. Он в шоке. Я не меньше.
Вот реально, пусть сядет Маттео Или Софи. Зачем я? А если Давид увидит?
— Аделина, как у тебя с учёбой? — спрашивает тётя Софи меня.
— Я забрала документы, не буду больше там учиться.
— Ясно, какие у тебя планы на сегодня?
— Съездить на кладбище к отцу, дедушке, бабушке. Давно не была там. Очень соскучилась по ним. Хоть так поговорю с ними.
— О чём можно разговаривать с мёртвыми, — говорит Ангелика. Какая же она ….
— Ангелика, разговаривай подобающе, — ругает тётя Софи. — Извини нас, Аделина, очень жаль, что ты потеряла столько родных людей.
— Такова моя судьба, зато я стала сильней.
— Горжусь тобой, милая, — нежным голосом ко мне обращается тётя Софи.
— Спасибо, тётя Софи.
— Можешь называть меня мама.
— Хорошо, ма…м. а Софи, — тяжело сглотнула я. Сложно называть другую женщину мамой, когда у тебя есть мама. Я не видела её с того самого момента, как она засунула меня в психушку.
— Даниэль, а ты сегодня едешь на работу? — обращается Ангелика к Даниэлю.
Даниэль поднимает на неё глаза.
— Да, позавтракаю и поеду, мне нужно съездить к одному подзащитному.
Вдруг ни с того ни сего он берёт меня за руку, я пытаюсь вырвать руку, но безуспешно. Он сильнее сжимает её, я уже не вырываюсь, дабы избежать лишних вопросов с другой стороны стола.
— Ладно я поехала, до вечера всем, — встала со стола и ушла в комнату переодеться.
Накинула на себя коричневое пальто, белое платье-лапша и сапожки. Волосы завязала в шишку.
Попросила водителя отвести меня, потому что вчера выпила вина и за руль лучше не садиться.
— Сейчас я подойду, забыл телефон, — выходя из машины говорит водитель.
— Хорошо, только побыстрее, пожалуйста.
— Сходил, а теперь поехали, — в сумке искала тоналку или черные очки.
— Конечно, с тобой куда угодно, — это же голос Даниэля.
— Открой двери, я выйду, Даниэль, открой двери, — дёргая за ручки дверей.
— Не открою, ты же хотела поехать на кладбище, вот мы и поедем, — завёл машину и мы тронулись с места.
— Хотела, но не с тобой, — смотря на него.
— Со мной ты хотела, помнишь, как вчера ты поцеловала меня, как говорила, что любишь меня, а сегодня говоришь, что не хочешь видеть меня, я тебе не верю.
— Я вчера просто пьяна была, — ищу отмазки. — у тебя же рука болит, ты не можешь вести за рулём.
— Алкоголь-это не оправдание, наоборот, говорят, что, когда человек пьёт он говорит всю правду, что у него на душе творится. А про руку не беспокойся, до свадьбы заживёт, — улыбается ещё.
— Ха-ха-ха-ха очень смешно, — смотрю в окно.
— Так мы едем или нет?
— Конечно да, сейчас скину тебе геолокацию, — беру в руки телефон.
— Не нужно, я знаю этот маршрут наизусть, — выдаёт он мне.
— Откуда? — удивляясь.
