— Что ты здесь делаешь?
Я повернулся и увидел Элизабет, стоящую рядом со мной со скрещенными на груди руками.
— Лиззи, — пробормотал я, почти ошеломленный, что вижу ее, стоящую так близко. — Привет.
— Привет? — прошипела она, врываясь в магазин. Я последовал за ней внутрь. — Привет?! — закричала она. — Ты исчез на месяцы, не дав мне даже шанса объясниться, и потом случайно объявляешься в городе и все, что ты можешь сказать, это «привет»? Ты… ты… ЧЛЕН!
— Лиззи, — сказал я, прищурив глаза и шагая ей навстречу. Она отступила назад.
— Нет. Не подходи ко мне близко.
— Почему нет?
— Потому что, если ты будешь близко, я не смогу нормально мыслить, а мне нужно правильно мыслить прямо сейчас, чтобы сказать то, что мне нужно сказать, — она перестала говорить и огляделась в магазине. — О, мой Бог. Где все? Почему все вещи пропали?
Я прикусил свой большой палец, изучая ее внешность. Волосы Лиз стали длиннее и немного светлее. Она была без макияжа, и в ее глазах все еще была сила, которая смогла заставить меня влюбиться в нее.
— Ты осталась с ней.
— Что? — спросила она, прислонившись спиной к прилавку.
Я подошел к ней ближе, поставив руки на прилавок по обеим сторонам от нее.
— Ты осталась с Джейми.
Ее дыхание стало неровным, и Лиззи уставилась на мои губы, в то время как я уставился на ее.
— Тристан, я не знаю, о чем ты говоришь.
— В день аварии моя мама была в комнате ожидания одна, потому что мы с отцом возвращались из Детройта. Ты увидела ее, подошла к ней и обняла.
— Это была твоя мама? — спросила она, ее глаза округлились.
Я кивнул.
— И она сказала, что, когда Джейми и Чарли привезли из операционной, ты сидела с Джейми. Ты держала ее за руку, — мои губы парили над ее губами, и я мог чувствовать маленькие выдохи, которые покидали ее рот. — Что случилось, когда ты вошла в палату к Джейми?
Ее голос дрожал, и она моргнула несколько раз перед тем, как немного наклонила свою голову назад, чтобы встретить мой взгляд.
— Я сидела рядом с ее кроватью, держала ее руку и говорила, что она не одна,— я потер рукой лоб, принимая ее слова. — Ей не было больно, Тристан. Когда она ушла, доктор сказал, что ей не было больно.
— Спасибо, — сказал я. Мне нужно было это знать.
Левую руку я переместил к низу ее спины, и притянул девушку ближе к себе.
— Тристан, нет.
— Скажи мне не целовать тебя, — умолял я. — Скажи мне не делать этого.
Она не сказала ни слова, но ее тело дрожало в моих руках. Мои губы прикоснулись к ее, и я поцеловал Лиззи жестко и глубоко, извиняясь за все, что сделал, за каждую ошибку, что я совершил. Когда мы разомкнули губы, она продолжала дрожать в моих объятьях.
— Я люблю тебя, — сказал я.
— Нет. Не любишь.
— Люблю.
— Ты бросил меня! — заплакала она, отталкивая меня. Лиззи пересекла комнату, прикоснулась рукой к своим губам и встала ровно. — Ты бросил меня, не дав шанса объясниться.
— Я не знал, как справиться со всем, что случилось. Иисус, Лиззи. Все в последние месяцы происходило так быстро.
— Ты думал, что я этого не знаю? Я жила в таком же кошмаре, что и ты, но я хотела объяснить тебе, что случилось. Я хотела сделать так, чтобы это сработало.
— Я все еще хочу этого.
Она с сарказмом хмыкнула.
— Поэтому ты продолжал оставлять мне записки? Это был знак того, что ты желаешь этого? Потому что это приводило меня в замешательство еще больше. Это только делало мне больнее.
— О чем ты говоришь?
— Записки. Которые ты оставлял каждую неделю на окне моей спальни в течение пяти месяцев с твоими инициалами. Те же записки, что мы писали друг другу.
Я прищурился.
— Лиззи, я не оставлял тебе никаких сообщений.
— Перестань играть в эти игры.
— Нет, серьезно. Я не возвращался в город до сегодняшнего дня.
Элизабет смотрела на меня так, будто понятия не имела, кем я был. Я шагнул к ней навстречу, но она отшатнулась назад.
— Перестань. Просто я не хочу больше играть, Тристан. Я больше не хочу играть в твои игры. Может быть, если бы ты появился два месяца назад, я бы простила тебя. Или, может быть, месяц назад, но не сегодня. Перестань присылать записки и перестань играть с моим сердцем и с сердцем моей дочери, — она повернулась и покинула магазин, оставляя меня в жутком замешательстве. Когда я вышел наружу, Лиззи уже вернулась в кафе через улицу.
Мои внутренности завязались в узел, когда я вошел обратно в «Нужные вещи». Когда колокольчик над дверью зазвонил, я обернулся, надеясь увидеть Элизабет, но вместо этого увидел стоящего в дверях Таннера.
— Зачем ты вернулся сюда? — спросил он, в его голосе была настойчивость.
— Не сейчас, Таннер. Я, правда, не в настроении.
— Нет, нет, нет. Ты не можешь быть здесь. Ты не можешь вернуться сюда, — он начал расхаживать вперед и назад, потирая руками заднюю часть шеи. — Ты все разрушишь. Она уже почти вернулась ко мне. Она снова потеплела ко мне.
— Что? — от выражения его лица мой желудок перевернулся. — Что ты сделал?
Таннер фыркнул.
— Это действительно своего рода смешно. Я имею в виду, ты наплевал на все, оставив ее на месяцы, и в ту секунду, когда ты вернулся, она уже падает к твоим ногам. Целует тебя, как будто ты ее чертов Прекрасный Принц. Ну, блядь, поздравляю, — Таннер закатил глаза и повернулся, чтобы уйти. — Все не должно было так быть, — пробормотал он сам себе, когда я последовал за ним к выходу из магазина и через улицу к его автосервису.
— Ты оставлял записки у Элизабет дома?
— А что, прошу прощения, только тебе позволено делать это?
— Ты подписался моими инициалами.
— Да ну, Шерлок. Ты не можешь действительно думать, что только у тебя инициалы Т и К, — он подошел к одной из машин, открыл капот и начал возиться там.
— Но ты знал, что она будет думать, что они от меня. Откуда ты узнал, что мы писали друг другу записки?
— Полегче. Я как бы шпионил за вами двумя через маленькие камеры, — Таннер посмотрел на меня с натянутой усмешкой.
Я подошел к нему, схватил за футболку и ударил его об машину.
— Ты чертов психопат? Да что с тобой такое?!
— Что со мной такое?! — закричал он. — Что со мной такое?! Я выиграл в игру с монеткой! — он прошипел. — И он забрал ее у меня! Я сказал орел, он выбрал решку, и монетка сказала орел! Но он думал, что может просто взять и заставить ее любить его. Он все смешал в наших жизнях. Она была моей. И он смеялся надо мной снова и снова, годами. Просил меня быть его шафером. Умолял меня быть крестным отцом их ребенку. Годами он бросал мне это в лицо, хотя Элизабет должна была быть моей. Так что я справился с этим.
