— Я уже говорила, я не собираюсь нарушать слова, — хмуро напоминает Ирина, — Антон, пожалуйста, потерпи чуть-чуть. Ты все сам поймешь.
— А объяснить ты не можешь?
— Могу.
И она объясняет. Коротко, емко, по максимуму обрезая весь лишний эмоционал. Ира это умеет — это у неё одна из самых полезных черт характера.
И после этого объяснения я сижу и охуеваю.
Нет, конечно, вот в такую загогулину мой мозг не заворачивался. И так, со всем уважением, поставить Зарецкого на место я не мог. Не мои возможности.
— Почему ты уверена, что это сработает?
— Я не уверена, Антош, — Ира качает головой, — я могу ошибаться, и это не окажет нужного мне воспитательного эффекта. Может с начала. Может с конца. Но у нас есть твой вариант «уехать». И в принципе, я согласна, но только если мы точно будем знать, что моя схема уже точно не помогла. В принципе, после этого… Он будет хотеть и моей крови. Так что держать меня в Москве будет абсолютно нечему. Забьемся в какую-нибудь глухомань и будем там аудировать лесничества.
Забавно.
Я сам не хотел, чтобы она в это вмешивалась, но… Но сейчас я хочу увидеть её план в действии.
И увидеть — это обязательная часть программы, да!
Глава 44. Ирия
— Не вылезай из машины, — ворчу я, когда мы подъезжаем к бьюти-центру, — ты будешь её отвлекать.
Хотя на самом деле я просто не хочу, чтобы она таращилась на моего Антона лишние пару минут. Ну, и отвлекать он мою жертву, конечно, будет, да. Слишком привлекательный у меня поганец.
Все-таки полезно, когда папа — отставной генерал федеральной службы безопасности. Внезапно оказывается, что политиков и их жен искать тоже можно. Папа помог пробить нужные контакты, номер машины и даже номер телефона скинул.
Правда за это пришлось ему пообещать, что я все-таки познакомлю его с Антоном. И с учетом характера моего папы, его осведомленности о косяках Верещагина и дивного экспрессивного Верещагинского характера — это будет то еще представление.
Ладно, я буду зрителем из первого ряда…
— Ты вправду позволишь мне все это наблюдать, — осторожно спрашивает Антон, пока я паркуюсь, — но ведь он вряд ли этому обрадуется.
За такую парковку мне бы вырвали руки — я перекрываю выезд одной ярко-красной Мазерати. Все совершенно осознанно. Это все — детальки моего плана.
На счет того, что Проша «не обрадуется» — я бы посомневалась. Я вообще удивлена, что он не скинул запись моего с ним разговора Верещагину.
Судя по тональности его отзывов об Антоне — кипучая Верещагинская неприязнь к моему бывшему контрактному рабу очень взаимна.
И я могу предсказать, что Проша может решить. Но загадывать не буду.
— Красный ошейник означает — мои правила. Любые мои правила, — спокойно поясняю я, — я могу захотеть любого и не обязана его предупреждать об этом. Он согласен на любой мой каприз.
— Когда ты так говоришь, я все сильнее хочу запротестовать.
— Поздно, — я отстегиваю ремень, — поздно протестовать, малыш, и бесполезно. Я так решила. Ты можешь не участвовать, не смотреть, но…
— Нет уж. Не могу.
— Вот и все, а теперь сиди тихо, мой хороший. И не вылезай из машины.
Вылезаю я. Опираюсь бедрами и ладонями о капот своей машины.
— У меня отличный вид, — суфлерским шепотом комментирует Антон, чуть высовываясь из машины. Ну, все не зря время на фитнес трачу — вид на мою задницу нравится моему любимому паршивцу.
— Брысь в машину, — шиплю я и снова бросаю взгляд на часы. Три минуты. Три минуты, если я верно помню.
Весь мой план построен на допусках. На том, что мне запомнилось из рассказов Проши. И вроде как все правильное — по крайней мере, красная Мазерати стоит тут.
И в другом работает — шикарная высокая блондинка выскакивает из бьюти-центра минута в минуту, как у меня и было по плану. Черт, Верещагин, еще чуть-чуть, и мы бы опоздали! И где бы я потом её ловила?
Хорошо бы и все остальное сработало как надо.
Она замирает в десяти шагах от меня, зябко кутаясь в какую-то хренотень, которая уже сама по себе стоит столько, сколько половина моей машины.
И она смотрит на меня так, что сразу ясно — она знает, кто я. Может, не очень верно, но представляет. Ну, я так думаю, потому что для девочки не в Теме наверняка сложно понять, что раб и госпожа совершенно необязательно занимаются сексом.
— Здравствуйте, Злата, — самое главное в начале — невозмутимый тон. И вид такой, будто ничего аномального не происходит.
Будто нам с ней встречаться абсолютно нормально. Мне — госпоже Прохора Зарецкого. И его жене…
— Я тороплюсь, — что восхитительно — она произносит это спокойно.
— Да, я знаю, — я натягиваю на лицо резиновую улыбку.
Я вообще дофига всего знаю.
Что Злата Зарецкая всегда, пока её муж на сессии, ездит в этот бьюти-центр — пригладить перышки.
Всегда в этот бьюти-центр — самый дорогой, пафосный в Москве, она никогда не скупится на наведение марафета, ведь вечера после сессий у них с Прошей обычно очень интимные.
Злата здесь — всегда в одно и то же время — она просто помешана на том, чтобы никуда не опаздывать, и строго отслеживает свое время. Потому, что хорошие жены не опаздывают! И не заставляют своих мужей ждать.
Идеальный, совершенный медовый блонд, густая грива волос, ни одного намека, что это не её родной цвет волос, а это на самом деле — плюс парикмахеру.
Нежно-голубое платье на изящной фигуре сидит так, что не придерешься абсолютно ни к чему, нет ни единой лишней складочки, ни единой неидеальной линии силуэта.
Лицо — господи, я не знаю, что тут — чудеса ли косметологии или, может, природные данные, точно никто не скажет, всем посвященным в эту тайну наверняка отрезаны языки. Но общее впечатление от Златы Зарецкой такое, будто ты видишь эльфа. Вот вроде ощущаешь, что не может быть вот этому созданию шестнадцать лет, а по внешнему виду сложно дать больше…
Ну ладно, не шестнадцать, но не слишком больше двадцати…
Хотя я точно знаю — Злата старше меня.
Она роскошная. И нет ни единого вопроса на тему, почему она — жена депутата. Потому что это меньшее, чего она достойна.
— Чего тебе надо? — сухо интересуется Злата. — И вообще, разве сейчас ты не должна быть… в другом месте?
Нет, точно — она совершенно точно в курсе, кто я такая, и как я касаюсь её семьи.
Во время этой паузы она заметно сглатывает, и часть тщательно сдерживаемых эмоций прорывается на это идеальное лицо.
Боже, да она меня ненавидит…
Не меньше, чем я ненавижу Эву. Но у меня хотя бы повод есть. Хотя… Хотя нельзя сказать, что у Златы Зарецкой нет никаких поводов для ненависти ко мне.
Если бы длинный язык Верещагина хотя бы коснулся ноги другой госпожи — я бы уже захотела ему его выдрать.
Но Злата вряд ли ревнует к этому. Хотя, вдруг?
— Я хотела поговорить, — я развожу руками, — например о том, что у тебя с мужем в последнее время наверняка не ладится.
Я могу ошибаться. Проша не смешивал Тематические отношения и семью, но… Но и на два месяца без госпожи он не оставался.
И сейчас уже у него — уровень голода «черный», мне даже странно, что он продержался так долго. Впрочем… Я сама могу терпеть дольше. Но это всегда прорывается в реал. Раздражительность становится просто космической.
— Чего тебе нужно? — снова повторяет Злата. — Ты беременна? Нужно дать тебе денег, чтобы ты сделала аборт и продолжила выполнять свои функции? Разве он платит тебе недостаточно за это?
Точно предполагает во мне любовницу своего мужа. И все-таки занятно — я для неё «необходимое зло». С моим существованием она будто смирилась. Как к пятому углу в комнате.
Типа «пусть муж ездит к проституткам, раз его это заводит, главное, чтобы болячек не притаскивал», — а он не притаскивает.
— Деньгами мои проблемы не разрешишь, — я позволяю себе говорить с насмешкой.
Более чем необходимо мне сейчас — её эмоциональная реакция. Чем сильнее, тем лучше. Чувства — это мое сырье.
