Ресторан оказался в центре города, с приятным обслуживанием и отличной кухней, здесь ожидания были оправданы. Можно было расслабиться и хорошо провести вечер, если бы не пристальный взгляд Алессандро, который просто не спускал с меня глаз.
После ужина Светлана отлучилась в дамскую комнату, а итальянец сразу дотронулся моей руки.
– Мари, bella, – с придыханием выдал он, – я хочу показать вам Милан. Согласны?
Судя по блеску в его взгляде и жару, который поднимался внутри моей груди от бесчисленных комплиментов мужчины, показать он мне собирался совершенно иное.
– Я благодарна за предложение, Алессандро, – начала было я, но оказалась перебита.
– Сандро, – сказал итальянец. – Можешь звать меня Сандро, Мари.
– Сандро, – повторила я, стараясь не слишком выдавать свою растерянность. Давненько со мной не действовали с таким напором. Единственным завоевателем, который пользовался правилом «veni, vedi, vici», был Давыдов десятилетней давности. – Я вынуждена отказаться. Завтра тяжелый и важный день, а я несколько устала после перелета.
– Oh mio Dio, sono un idiota! – всплеснул руками он.
*Ох, мой Бог, какой я идиот!
– Что, простите? – опешила я.
За недолгое пребывание в Милане я уже успела понять: итальянцы вообще не были сдержаны в эмоциях. Они громко общались, искренне смеялись, откровенно ухаживали и ругались будто в последний раз. Вот так сразу мне было сложно привыкнуть к этому.
– Конечно же, ты устала, mia bella. – Мужчина заключил мою руку в объятие своих ладоней. – Перенесем встречу на завтра? После показа, да?
– Э-э-э…
– Ты просто обязана полюбоваться ночным Миланом, Мари, – чарующе улыбнулся он.
– И это правда, – добавила вернувшаяся Светлана, которая расслышала последнюю фразу итальянца. – Потом будешь жалеть, что упустила такую возможность.
Я переводила взгляд с Сандро на Светлану и понимала, что исход этого вопроса уже предрешен заранее…
Давыдов
– Явился, значит? – хмыкнула ведущая артистка театра, на спектакле в котором Иван сегодня побывал. – Поставь в вазу.
Евлампия букет не приняла, а величественно скомандовала, указав пальчиком. Она снимала грим и, загадочно улыбаясь, поглядывала на него через зеркало.
– Вы знаете, кто я? – удивился Давыдов.
– Еще бы я не знала, – саркастически изогнула брови женщина.
– Нам с вами не удалось познакомиться… – пробормотал Иван. Рядом с бабушкой Маши он почему-то растерялся, уж слишком много зависело от ее мнения о нем.
– Это лишнее, – отмахнулась Евлампия, – у меня перед глазами каждый день две твои маленькие копии. Я бы стала подозревать себя в старческом маразме, не сумей сложить два и два при встрече с тобой.
– Вы прекрасно выглядите, Евлампия, – сказал Давыдов. – Теперь я знаю, в кого Маша пошла красотой.
Щеки женщины порозовели.
– Льстишь, гаденыш, но приятно, – улыбнулась она. – Так зачем явился?
– Я люблю вашу внучку, – вдруг выпалил Иван. – Всегда любил.
– Да неужели? – красноречиво изобразила скепсис артистка. – У мужской любви недолог век, уж я-то знаю.
– Помогите мне вернуть Машу, – попросил Давыдов.
– Так тебе союзник нужен? И ты не додумался ни о чем лучше, как пробраться в стан врага? – рассмеялась женщина. – А если я сейчас тебя грязной тряпкой отхожу за все слезы моей Шуши?
Иван покорно склонил голову.
– И слова не скажу, смирно приму наказание из ваших прекрасных рук, – согласился он. – Тряпку нести?
– Не надо, – фыркнула Евлампия. – Если захочу, то и голыми руками обойдусь.
– Охотно верю, – сказал мужчина, поглядывая на ярко-алый маникюр бабушки возлюбленной. – Поможете?
– А ты надолго к нам или так, залетный? Поиграться в семью? – Женщина просканировала Давыдова инквизиторским взглядом.
– Если примете, то навсегда, – честно признался Иван.
– Не боишься зарекаться? Помнится, в прошлом твои чувства прожили до первого контракта и выгодной Америки.
– Дебилом был, – поморщился Давыдов.
– Был и так быстро вылечился? – прищурилась Евлампия. – Вам, мужикам, вообще постоянство неведомо. Сегодня обратно просишься, а завтра юбка какая-то замаячит перед носом – и полетишь следом за приключениями?
– Не полечу, – решительно заявил он.
Женщина долго ничего не отвечала. Сначала закончила снимать грим, потом повернулась к Давыдову и минут пять сверлила его внимательным взглядом, словно испытывала на прочность.
– Много я кобелей на своем веку повидала, – наконец нарушила молчание она. – Любишь, говоришь?
– Люблю. – Никаких сомнений у Ивана не было.
Теперь картинка, почему его так ломало в присутствии Маши даже после десятилетия разлуки, сложилась воедино, как пазл. Очень жаль, что он поздно понял причину своего состояния и успел наломать дров…
Не отпустил бы он Манюню никуда – не после того, как вновь прочувствовал, каково это – быть с ней. За те глупые мысли мести, что бродили тогда у него в голове, Давыдову было стыдно.
«Монте-Кристо недоделанный, – про себя выругался он. – Записал Принцессу в предательницы, а все оказалось совсем наоборот…»
– Не могу понять почему, но я тебе верю, – сказала Евлампия.
– Что? – переспросил Давыдов, думая, что ослышался.
– Но если моя внучка хоть однажды еще от тебя прольет слезы, то я самолично возьму ножницы и отрежу все, что анатомически отличает тебя от девочек.
Иван тяжело сглотнул.
– Я и не думал, что с Князевыми легко будет, – пробормотал он.
– Уже передумал?
– Нет!
Евлампия довольно рассмеялась.
– Так во что ты хочешь меня втянуть? – полюбопытствовала женщина. – Учти, мозги промывать Шуше не стану. Она сама примет решение. Сочтет возможным тебя впустить в собственную жизнь – так и будет. Нет – ну извиняй тогда.
– Справедливо, – согласился Иван. – Я и не собирался вас просить о таком. Лишь о маленькой услуге.
– Я вся сплошное внимание, – подалась вперед Евлампия.
– Расскажите мне о той Маше, которую я не знаю. Чем жила все эти десять лет? О чем мечтает? – попросил он. – Сама она мне вряд ли в ближайшее время откроется… А я и так слишком много времени потерял вдали от Маши и мальчишек.
– А ты стратег, – покачала головой женщина. – Наглый лось, конечно, но это подкупает.
– Спасибо, – Давыдов решил поблагодарить, хотя комплимент прозвучал сомнительный.
– Можешь звать меня Лампой, – бабушка Манюни выдала это с таким видом, точно настоящей чести его удостоила.
– Спасибо, – растерянно повторился он, и такая реакция Лампу удовлетворила, она дала ему нужное.
А после этого странного, но теплого какого-то семейного разговора Давыдова ждал еще один. И если перед встречей с бабушкой Маши он нервничал, то перед встречей с мальчишками озноб его пронимал от макушки и до пальцев ног.
Ни перед одним боем Ивана так не трясло, как сейчас. Знал бы он, что настоящая битва его поджидала не на ринге, а в жизни…
– Воу-воу, – выдал Тимур, как только заметил Давыдова на школьной парковке. – Пришел нас шеймить* за видос?
*шеймить – стыдить.
– Что? – нахмурился Иван, на что парни одновременно закатили глаза.
– Олд* не в теме, – покачал головой Артур.
*олд – старик.
– Я прекрасно понимаю англоязычные слова, опыт общения у меня приличный, – возразил мужчина. – А вот моду смешивать два языка в одну кучу понять не могу...
– Ну началось, – выдохнул Тимур.
– Поговорим? – предложил Давыдов, не акцентируя внимание на молодежном сленге: почувствовал, что ступил на тонкий лед.
– О чем? – одновременно спросили мальчишки.
– Думаю, у нас найдется очень много общих тем, – сказал Иван и приглашающе распахнул заднюю дверцу своего авто. – С Лампой я утряс, она дала добро.
Пока сыновья раздумывали пару минут, соглашаться или нет, у Давыдова сердце в пятки ускакало и билось оттуда тревожным колоколом…
– Это Чемпион? – спросил какой-то белобрысый пацаненок у Артура.
