Когда Александр Алексеевич уходит, мы остаемся втроем. Парни курят, как завещал им отец.
— А ты молодец, не испугался, — хвалит меня Костя.
— Пуганый уже.
— Жесткий у нас батя? — подкалывает Ян.
— Да я как не приеду, так огребаю. У меня что, на лице написано, что я жук какой-то? — спрашиваю парней.
— На лице у тебя, как раз, ничего и не написано, — отвечает Костя.
— А вот у этого написано, что он шулер, — дергаю подбородком в сторону Яна, вспоминая вчерашние развлечения.
— Ой, не гони! — возражает тот. — Если бы не Костян, профакал бы ты свою тачилу.
— Больше я с тобой не пью, — предупреждаю его.
— Куда ты денешься?
— Хорош до него докапываться, — отрезает Костя.
— Да ладно тебе. Угарно же, — насмешливо тянет Ян.
— Хорош, я сказал, — повторяет его брат более настойчиво. — Твоей сестре будет неприятно. И деньги, которые вчера у него выиграл, верни.
Ян дергает губами, но брату не перечит, и вся его бравада моментально улетучивается. Вид у него пристыженный.
— Все нормально. Что я, телка, меня защищать. И деньги оставь. Игра есть игра, — говорю я.
До самого вечера я не показываю носа из Дининой комнаты, смотрю видосы про кругосветку, даже поспать успеваю, лишь бы не болтаться под ногами у семейства Арсеньевых после того, как они вернулись с кладбища.
— Слушай, может, я поеду? — вскакиваю с кровати, когда в комнату заходит Дина.
— Куда? — она хмурится, вытирая полотенцем мокрые руки.
— Домой. А завтра за тобой вернусь. Вы тут посидите сами. Что я буду мешаться? — объясняю ей свое решение.
— Даже не вздумай! Если ты уедешь, я тоже уеду! — возмущается Дина.
— Ну ладно, ладно, — успокаиваю ее. — Я же просто предложил. Вы с отцом поговорили?
Дина подходит ко мне и садится рядом.
— Можно и так сказать. Папа у нас не очень разговорчивый. Но он попросил прощения. Если бы не ты, я бы точно уехала, — она тянется ко мне и целует в щеку. — Спасибо.
— Да ладно тебе, — усмехаюсь я.
— Нет, не ладно, — Дина обвивает рукой мою шею. — Ты. Мой. Близкий. Человек, — отрезая по слову, она смотрит мне в глаза. — Я хочу, чтобы ты в этом не сомневался.
— Вот как. А есть что-то, что прилагается к этому громкому титулу?
— Есть, — она берет мое лицо в ладони.
И дарит мне поцелуй, такой сладкий и многообещающий, что я даже забываю, где нахожусь.
— Эй, Тимберлейк, харе сосаться с моей сестрой, в баню пошли, — нас обоих возвращают с небес на землю.
Мы поворачиваем головы и смотрит на Яна. Он стоит с красным лицом, весь потный, в полотенце и войлочной буденовке с красной звездой.
— В баню? — хлопаю глазами.
— В баню, в баню. По вашему — в сауну, — подкалывает Ян. — Сначала мальчики, потом девочки.
— А, может, я лучше с девочками? Дин? — с надеждой смотрю на свою девушку.
Дина таращит глаза.
— Я не пойду с тобой в баню! Ты с ума сошел?! — сердится она. — Отец дома! Иди давай с парнями.
— Пошли, не ломайся, пивасик, веник — все по классике, — Ян снимает с головы буденовку и швыряет ею в меня.
— Я пить не буду, за руль завтра, — ловлю шапку, прижав к груди.
— А никто накидываться не собирается. Сеструха же сказала — батя в хате. Я нулевку взял, так, чтобы чисто вкус не забыть. Давай, братишка, шевели помидорами, — зовет Ян. — Костян сказал тебя позвать. Или что? Очко играет с нами пойти?
Я фыркаю.
— Ничего подобного. Иди, — говорю ему. — Сейчас догоню.
Стоит только Яну скрыться за дверью, как Дина подходит к шкафу.
— Вот, держи полотенце, — кидает мне.
Я в шоке смотрю на нее.
— Дин, ты что не понимаешь, я же могу не вернуться? — с сомнением смотрю на нее.
— Знаешь, как говорят, — Дина разводит руками. — Лучше умереть, чем прослыть трусом.
— Трусом? — я давлюсь воздухом. — Ну ок. Если погибну, прошу считать меня коммунистом, — сказав это, напяливаю на голову буденовку.
Дина смеется.
— Тебе идет, — приблизившись, она поправляет шапку. — Давайте, мойтесь. Будем ужинать. — Ее пальцы скользят по моей щеке. — Люблю тебя.
— Ты — что? — не верю своим ушам.
Как ни в чем не бывало Дина хлопает глазами.
— А что я?
— Повтори, что ты только что сказала, — прошу ее.
— Давайте, мойтесь. Будем ужинать, — бормочет Дина, изображая непонимание.
— А после этого?
— Не помню, — она пожимает плечами.
— Не помнишь значит? — обхватывая ее за бедра, склоняю голову набок.
— Не-а.
— Ну ладно. Зато я помню. После такого признания не стремно и в баню с твоим братьями идти. Но пасаран? Или как там? — я криво улыбаюсь, разглядывая смущенное лицо Дины.
— Давай, иди уже, коммунист, — хохочет девушка.
И ее звонкий смех отдается во всем моем теле.
Выходя из теплого дома, я вдыхаю полной грудью свежий мартовский воздух. Приподняв голову, из будки выглядывает псина, и, увидев, кто вышел, теряет ко мне всякий интерес.
Трудно представить, где бы я был сегодня и чем занимался, если бы не эта крутая девчонка. Или, напротив, не так уж и трудно.
Ведь прежде я и подумать не мог, что вот так, запросто, влюблюсь в кого-нибудь, особенно в девушку, которая печет блины, вяжет и подбирает бездомных кошаков
.
Нарушитель правил и номинантка на Нобелевскую премию милоты и целомудрия? Ну точно…
Однако я здесь. И мне это чертовски нравится.
Эпилог
Полтора года спустя…
Дина
Когда парус поднимается до середины наклонной мачты, Тим начинает медленнее крутить лебедку. Название мачты вылетело у меня из головы вместе с ветром, а вот имена парусов я запомнила. Их здесь два — грот и стаксель.
Задрав голову, Тим поворачивается, чтобы встретить ветер лицом. Волосы у него стоят торчком, просторная белая футболка облегает торс и развевается на рукавах. Сейчас он напоминает собой третий парус.
— Откуда дует ветер?! — кричу Тиму, сложив руки рупором.
— С юга конечно! — отвечает он.
Я улыбаюсь.
Так уж вышло, что мой новоиспеченный супруг может определить направление ветра, просто высунув в окно нос или палец. А я и в двух соснах могу заблудиться без карты и компаса. Меня восхищает его бесстрашие и даже какая-то одержимость морем, хотя двадцать минут назад я орала на него, как резаная, заставляя надеть спасательный жилет.
Но Тим заткнул мне рот поцелуем. Он часто так делает, а после этого говорит: “Молчи, женщина, твой праздник Восьмое марта”.
Иногда он совершенно несносный, как мальчишка. Иногда дисциплинированный и собранный, как человек, который долгое время жил по режиму и уставу.
Иногда он меня бесит, но совсем редко. Чаще смешит, а еще заставляет мое сердце стучать так быстро, что порой я думаю, без него оно просто остановится.
Мы поженились две недели назад, а в свадебное путешествие Тим повез меня в Израиль, чтобы познакомить с отцом. Но прежде мы решили совершить двухдневную морскую прогулку.
Тим давно мечтал пройти на яхте под парусом, а я просто хотела прикоснуться к его мечте.
Рано утром мы вышли со стоянки яхт в Герцлии — популярном израильском курорте — и следующие два дня планируем провести в Средиземном море.
— Слушай, а ты можешь вскарабкаться на нее? — я указываю пальцем на грот-мачту.
— Кто-то пересмотрел “Пиратов Карибского моря”. На флоте этим не занимаются, — Тим похлопывает ладонью по мачте.
— А чем там занимаются? — прищурившись, я подхожу к нему и обвиваю руками торс.
С координацией на воде у меня не очень, а вот Тим держится уверенно — сказывается год службы на корабле.
— Хочешь поговорить о таких скучных вещах?
Я игриво пожимаю плечами.
— Не знаю. А есть какие-то предложения? — поднимаю к нему лицо.
Тим наклоняется и целует меня под шуршание паруса. Порывом ветра приносит брызги, и наш поцелуй становится соленым.
