Они начинают настраиваться, пробуют то один перебор, то другой, барабанщик тоже невпопад стучит по тарелкам. Потом слышится негромкий взвизг, это второй усилитель либо подключают, либо прибавляют громкости, потом «тук-тук-тук» — это Эндрю стучит пальцем по микрофону.
Сердце у меня бешено бьется. Я так волнуюсь, будто сама вышла на сцену и собираюсь петь перед толпой совершенно незнакомых людей. Ну конечно, я за Эндрю так волнуюсь. Он бросает на меня со сцены взгляд, наши глаза встречаются, и тут ударник начинает отбивать ритм, почти сразу же вступает Эдди. Звучит медленная, хорошо запоминающаяся мелодия, и большинство людей в зале, услышав начало новой песни, скорее всего той, которую они уже когда-то слышали и она им еще не успела надоесть, смолкают и поворачивают головы. Эндрю берет несколько аккордов, и я ловлю себя на том, что тело мое уже раскачивается в такт музыке.
Эндрю начинает петь, и у меня по спине бегут мурашки, хочется вскочить и прыгать от радости. Я перестаю раскачиваться, в невольном порыве откидываю голову назад, слушая его чарующий голос с блюзовыми интонациями. Поет он с закрытыми глазами, и голова его движется в страстном, хватающем за душу ритме музыки.
Вот звучит припев, и у меня вообще перехватывает дыхание…
Теперь я уже гляжу на Эндрю во все глаза, музыка заполняет все мое существо, с каждым словом песни, с каждой ее нотой передо мной словно раскрывается сама душа Эндрю. Следуя за мелодией, выражение его лица меняется, становится то страстным, то безмятежным. Все разговоры в зале давно смолкли. Не могу оторвать от Эндрю глаз, но кожей чувствую, что, как только он начал петь и особенно когда зазвучал этот чумовой припев, атмосфера в баре совершенно переменилась. Я и представить не могла, что от Эндрю могут исходить такие потрясающие чувственные волны, способные накрыть тебя с головой.
Он начинает второй куплет, ритм снова замедляется, в баре не остается ни одного человека, кто устоял бы перед его обаянием: Эндрю полностью овладел вниманием каждого. Некоторые, не в силах сдержаться, начинают танцевать, другие просто раскачиваются, парочки теснее прижимаются друг к другу, да и понятно, иначе относиться к его пению невозможно. А я… Я просто гляжу затаив дыхание на сцену и всем своим существом, каждой клеточкой вбираю в себя удивительные звуки, которые льются оттуда. Они подобны сладкой отраве, перед которой невозможно устоять: они завораживают меня, очаровывают, сила этой музыки способна разнести в клочья мою душу, и все равно, я готова пить эти звуки еще и еще.
Песня продолжается, глаза Эндрю все еще закрыты, словно он боится спугнуть мир, рожденный этой волшебной мелодией в его душе. И когда снова звучит припев, он еще больше погружается в музыку, даже чуть приподнимается с табуретки, но остается недвижим, вытянув шею к микрофону. Он поет, перебирая струны гитары, и на вдохновенном лице отражаются все чувства, владеющие им в эту минуту.
Эдди, барабанщик и бас-гитарист подхватывают две последние строчки припева, к ним присоединяются все присутствующие в баре, негромко — словно проносится легкий ветерок.
Слушая третий куплет, хочу расплакаться, но не могу. Эти слова словно дремали у меня в груди, но, пробудившись, начинают изводить меня сладкой мукой.
«Смейся, я чуть не умер…»
Эндрю поет так страстно, что я сама уже почти умираю, сердце отчаянно колотится в грудную клетку. Потом песню снова подхватывает вся группа, мелодия постепенно затихает, звучат одни только ударные — низкие, тяжелые вздохи большого барабана, которые, кажется, доносятся откуда-то из подполья и проникают в меня сквозь подошвы. Слушатели притопывают в такт ему и подхватывают повтор припева. Хлопают в ладоши, один раз и одновременно, и по воздуху проносится этот звук, словно мгновенная рябь по воде. И еще раз. Эндрю выпевает последние звуки: «Е-е!», и музыка резко обрывается.
Раздаются громкие крики, пронзительный свист с разных сторон, кто кричит «Браво!», кто восхищенное «Вот это да, зараза!». По спине моей снова бежит холодок и охватывает все мое тело.
«Смейся, я чуть не умер…»
До конца своей жизни не забуду этой песни.
«Неужели это не сон? Неужели этот человек существует на самом деле?»
Каждую минуту я жду, что заклятие спадет, сон развеется и я очнусь на заднем сиденье в машине Деймона, увижу склонившуюся надо мной Натали, которая станет трещать мне что-то про Блейка, про то, что в «Подземке» он подсыпал мне в коктейль какой-то наркотик.
Эндрю ставит гитару, прислонив ее к табурету, идет к Эдди, пожимает ему руку, потом подходит к барабанщику и басисту. И только потом направляется ко мне, с ним идет и Эдди, но на полпути останавливается, подмигивает мне и возвращается обратно на сцену. Эдди мне очень нравится. Чувствуется, что человек он добрый, искренний и душевный.
По дороге к столику Эндрю то и дело останавливают, пожимают ему руку, наверное, говорят, как им понравилось его выступление. Он благодарит и хотя и медленно, но уверенно продвигается ко мне.
Я вижу, какими глазами смотрят на него женщины в баре, в их взглядах горит нечто большее, чем просто признательность за выступление.
— Так вот ты у нас какой! — говорю я полушутливо, как бы заигрывая с ним.
Эндрю, кажется, слегка краснеет, придвигает пустой стул к столику, садится напротив меня.
— Ты меня просто потряс, слышишь, Эндрю? Я и не подозревала…
— Спасибо, детка.
Ишь ты, скромник какой! Я еще по глупости жду, что сейчас он начнет в своей обычной манере шутить, назовет меня своей фанаткой, станет умолять пойти с ним куда-нибудь в темный уголок или еще что-нибудь в этом роде. Но он, похоже, вообще не хочет говорить ни про свой талант, ни про успех, точно стыдится чего-то. Не любит, когда его хвалят, что ли?
— Я серьезно, — говорю я. — Господи, почему я так не умею!
Реакция на мое восклицание последовала сразу, правда довольно вялая.
— Что тут такого, и ты бы смогла…
Я энергично мотаю головой:
— Нет, нет, нет!.. — Не даю ему рта раскрыть, иначе снова затянет ту же волынку. — Петь-то я умею, правда так себе. Не полный отстой, конечно, но все-таки… А вот выступать на сцене кишка тонка, это я точно знаю.
— Откуда?
Подходит Карла, ставит перед ним пиво, дарит мне улыбочку, возвращается за стойку.
— Страх перед публикой? — продолжает он.
Прикладывается к бутылке и закидывает голову назад.
— Эндрю, когда я горланила в машине вместе со стереосистемой, — говорю я, откидываясь на спинку стула, — у меня даже мысли не возникало, что я могу петь перед публикой. Какой уж там страх…
