Мы всегда наблюдали.
Невидимые, непроницаемые, непобедимые.
Как гребное ничтожество, которым я был, я подписал это. Я хотел уйти. Мне нужно было уйти. Каждый день мое зрение все ухудшалось, пока я не стал опираться на трость, чтобы передвигаться. Я уже жил в аду, но теперь жил в полнейшей темноте. Я ненавидел каждое мгновение этого.
Каждый день я умолял о свободе — и судьба, наконец, прислушалась, забрав мое зрение, пока я не стал бесполезен для них.
Я подписал это.
Я научился читать шрифт Брайля (прим. пер. — рельефно-точечный тактильный шрифт, предназначенный для письма и чтения незрячими людьми).
Я ушел и никогда не оглядывался.
Два года я существовал жизнью отшельника, сторонясь людей. Я открыл «Обсидиан» и нанял Оскара присматривать за ним. Используя наследство от своей семьи, которую безжалостно убил, я начал новую жизнь. Я работал ночью и спал, пока солнце защищало меня, грея мою кожу в тепле и в безопасности, пока мои глаза не могли видеть.
И медленно мое зрение возвращалось.
Давление моего прошлого перестало обрушиваться на меня. Я поверил в иллюзию, что был свободен — независимо от факта, что я должен был усыпить себя как собаку. У меня было все, что я когда-либо хотел, кроме привилегии быть с другим человеком. Я думал, что не хотел этого, что я был выше таких легкомысленных желаний, но это было не так.
Я хотел Зел, так же, как я хотел свой следующий вдох. Я умирал, как хотел коснуться ее. Я бы снова отказался от своего зрения, если бы это значило, что я мог целовать, обнимать ее, и быть уверенным, что никогда снова не обижу ее.
Я бы прошел любую операцию или терапию, если бы это означало, что я буду нормальным. Единственное, что я хотел — открыться и заботиться о женщине, которая отдала мне всю себя. Я не дал ничего взамен, я устал от того, что только забираю. Устал от своих неприятностей. Устал от каждой гребаной проблемы.
Я хотел быть мужчиной для нее. Чтобы защищать ее, заботиться о ней... научиться любить ее.
Ты чертов идиот.
Сейчас я просто доказал, насколько грустными и фантастичными были такие мечты. Я взял Зел силой только за то, что она слегка коснулась меня.
«Ты не заслуживаешь ее».
Черт возьми, я не заслуживал. Я не заслуживал ничего большего, чем дыру в гребаной земле.
Что-то внутри щелкнуло и заглушило все остальное. Мне нанесли вред, поэтому я наносил в ответ. Просто. Сильно. Сокрушительно.
Перемещаясь по дому, я не знал, куда иду. Я сомневался, что Пойсон Оакс так скоро утолит мои потребности. Я бы прибегнул к более примитивным методам и снова скрылся в переулке.
Предвкушение того, чтобы получить кулаком в челюсть, дало мне силу, чтобы продолжить идти, а не удариться головой о статуэтку кролика на столе.
Дернув и открыв дверь, я вдохнул ранний воздух начала дня. Глотая свежесть, я запрокинул свою голову назад для солнца.
Солнце.
Дерьмо. Ни один клуб не открыт для боев в это время. Ни одна аллея не будет достаточно темна. Мне было некуда пойти, чтобы освободить свое тело и наказать себя. Мне нужно было физическое освобождение, а не просто провести несколько раз лезвием по коже. Даже инструменты в моей мастерской не дадут мне того, что мне нужно.
Куда я могу пойти, чтобы найти искупление?
Мой мозг снова был заполнен изображениями Зел, когда я обошел дом и пошел к гаражу, где был мой черный Порше.
Ее прекрасная упругая задница, когда я вбивался в нее. Ее великолепные волосы, которые ниспадали каскадом по спине, и лицо в форме сердца. То как она смотрела на меня, после того как сказала, чего она хочет.
Ее глаза кричали правду: я был порождением дьявола. Я был не пригоден, чтобы находиться среди других. И определенно не был достоин находиться рядом с ней.
Я никогда не прощу себя за то, что так убийственно вдалбливался в нее, как будто она была врагом, которого мне нужно было убить.
Прищурившись, я остановился.
Дерьмо, я так сильно ненавидел то, что делал, мое зрение было нарушено. Небольшая пелена накрыла глаза. Я загрязнил себя ужасными действиями по отношению к женщине, которая заслуживала королевства.
Мне нужно было остановить это. Я не хотел смотреть, как она уходит. Я разорвал связь между нами, и не было ничего, кроме хладнокровного господства условного рефлекса.
Все кончено.
Я хотел так много узнать о ней. Она видела правду через всю мою херню и знала обо мне намного больше, чем я о ней. Секреты, которые она хранила, были спрятаны так глубоко внутри, что у меня не было шанса раскрыть их.
Я только знал, что ее движущей силой во всем было то, что в ней жило горе.
Печаль, душевная боль, отчаяние.
Я ненавидел видеть ее такой несчастливой, и когда нет никого, чтобы опереться.
— Эм, здравствуйте. — Мягкий, высокий голос привлек мое внимание. Я огляделся, осматривая большое пространство дороги. Я нахмурился. В спешке, я не заметил белую машину, которая была припаркована перед «Обсидианом».
Все машины членов клуба парковались с другой стороны. У кого, черт побери, была дерзость, припарковаться перед моей резиденцией, как будто они владели этим местом? Я двинулся вперед, задаваясь вопросом, какого черта происходит.
— Эм, мистер? У вас есть ключ от большой двери? Моя тетя и ее друг оставили меня, чтобы поговорить с моей мамочкой, но я не хочу ждать. Я сказала, что буду послушной и посижу в машине, потому что маленькие дети не ходят внутрь, но я хочу увидеть ее.
Я резко развернулся на гравии.
Передо мной стояла идеальная копия Хейзел.
Ребенок.
Девочка.
Дочь.
Бл*дь.
Воспоминание вцепилось в меня своими грубыми пальцами, утаскивая глубоко в темноту.
— Поздравляю с твоим повышением. Расскажи мне снова, сколько членов семьи у тебя было.
Я ненавидел эту часть. Игры разума. Постоянное психическое мучение. Он знал, сколько членов семьи у меня было, потому что он заставил меня убить их всех.
— У меня была мать Вера Аверина. Она была шлюхой, предательницей и воровкой и заслужила умереть. У меня был отец. Алекс Аверин. Он был бабником, изменщиком и лжецом и заслужил умереть. У меня был брат, Василий Аверин. Он был порождением сатаны, язычник, в нем жило только зло, и он заслужил умереть.
В момент, когда мерзкая ложь была сказана, я поспешно подумал о правде. Мысленно, я исправил те отвратительные слова, что сказал. Вера, моя мать, была доброй и великодушной. Она не заслуживала умереть. Алекс, мой отец, был хорошим кормильцем и защитником. Он не заслуживал умереть. Василий…
