Все в ней гипнотизировало меня, и я не мог сдвинуться ни на дюйм. Она сделала еще один шаг.
— Вы не похожи на других взрослых. Вы выглядите, как они, но я не думала, что взрослые могут бояться. Вы не должны бояться. Моя мама учила меня не бояться ничего.
Ее крошечные пальчики коснулись ее губ.
— Упс. Она говорила, что мне нельзя говорить с незнакомцами. Эм, вы ведь не разговариваете со мной? Она по-настоящему злится, когда я разговариваю с людьми. Я не знаю почему. Я знаю, когда они плохие, а вы не плохой. Мама еще расстраивается, когда я кашляю, это так глупо. — Ее взгляд встретился с моим. — У вас есть мама, которая говорит вам не дружить с незнакомцами?
Она шла, пока не оказалась прямо передо мной. Мое тело дрожало. Воспоминания о Василии и моем прошлом продолжали громить меня, пока этот идеальный ангел болтал, смотря глубоко в мою черную душу, дальше, чем она даже имела право.
— Оу. Что случилось с вашей щекой? — ее маленькая ручка указала вперед, глаза сощурились из-за солнца позади меня. — Выглядит так, как будто плохой человек обидел вас. — Ее глаза сузились. — Плохой человек обидел вас? Я надеюсь, что вы заставили его заплатить. Этим людям нельзя позволять ходить и делать других людей уродливыми.
Каждое слово оставляло на мне зазубрины, как будто я большое дерево, которое рубили топором. Каждый слог рушил уже треснутый фундамент, и мои корни начали ломаться
Моя левая нога обессилила, и я закачался прямо на гравии. Моя правая нога присоединилась к ней, пока я не стоял на коленях перед единственным созданием в мире, с которым я не мог бороться.
Я повалился на землю перед ней, погубленный ее нетронутой невинностью.
Каждый орган выл против условного рефлекса, каждая кость взревела в агонии — мой отказ нанести больше боли принес приказы, которые заставили меня оцепенеть, и усиливались, разъяренные моим неповиновением.
Мне больше не нужны кулаки, чтобы найти искупление. Я нашел наказание, просто глядя в глаза кого-то настолько чистого.
— Вы понимаете по-английски? — спросила девочка, перемещаясь, чтобы встать прямо передо мной. Ее глаза были чуть выше моих, заставляя меня чувствовать себя, будто я должен подчиниться ей, повиноваться, поклоняться ей.
Я не знал, что заставило меня ответить, но я не мог остановить себя.
— Да, я понимаю по-английски.
Она улыбнулась, хлопая своими маленькими ручками.
— Здорово. Я подумала, поняли ли вы, когда сказали мне не трогать вас. На каком языке вы только что говорили?
— Русском.
— И ваша щека. Плохой человек сделал это?
— Да.
Ее улыбка увеличилась и вспышка гнева, которой не должно быть на лице маленькой девочки, перекосила ее лицо.
— Вы убили его? Я бы убила его.
Кем был этот ребенок? Этот идеальный, умный, храбрый, маленький ребенок.
Я опустил голову.
— Нет. Он все еще жив.
Она цыкнула.
— Ну, я убью его. — Перекинув волосы на одно плечо, она произнесла: — Вы мне нравитесь. — Ее лицо озарилось, как будто я прошел ее тест, на способность нравиться людям, и она протянула руку. — Я — Клара. Как ваше имя?
Деревья по периметру территории шелестели из-за ленивого, теплого ветра. Я таращился на маленькую девочку, одетую в фиолетовый свитер и черные легинсы. Ее волосы были распущены, пряди развевались на ветру. Одинокая фиолетовая лента струилась вокруг ее подбородка.
Мое зрение размылось по краям.
Эта девочка была всем, в чем я нуждался. Все, от чего я бежал и к чему бежал, даже не зная об этом.
Ее милое бесстрашие поймало мое сердце, и в считанные минуты она заняла все мои мысли.
Моя сила притяжения сдвинулась.
Я безумно, черт побери, влюбился.
Я знал, что не должен был делать этого.
Я знал, что должен бежать не оглядываясь.
Но я не мог.
Вытянув руку, я застонал, когда маленькие пальчики сжались вокруг меня. Слезы появились на моих глазах от ошеломляющей благодарности. Благодарности за то, что я смог сохранить самообладание и благодарности за это идеальное создание.
Ее прикосновение разбило меня.
Ее прикосновение разбудило меня.
Ее прикосновение разрушило меня.
— Привет, Клара. — Я посмотрел в ее глаза. — Я Роан.
Я всегда знала, что у жизни есть свои любимчики. Как и у родителей иногда есть любимчики среди детей, жизнь щедро одаривала вниманием и подарками тех, кого любила. Другие ее не волновали, были забыты. Им было позволено выжить, но к ним не было никакого особенного отношения.
Я была из тех, кому позволено выжить — я пробивала свой собственный путь без какой-либо помощи.
Но Фокс, он был совершенно другим.
Он был ребенком, кого все родители ненавидели. Тем, кого не понимали и притворялись, что он не существовал.
Не потому, что он был злым, неуклюжим или жестоким, а потому что он был испорчен и нуждался в слишком большом количестве помощи, чтобы исправиться, чтобы стать подходящим для общества.
Игнорирование и ненависть толкнули этого ребенка во тьму.
Я хотела ненавидеть его.
Я хотела презирать его.
Он причинил мне боль.
Он использовал меня.
Снова и снова.
Но в конце концов я поняла его.
Я простила его.
Но я никогда не буду в состоянии спасти его.
Три события, изменившие мою жизнь, произошли в быстрой последовательности.
Первое случилось, когда Клу ввалилась через двери «Обсидиана» на этаж бойцов и почти сбила меня с ног. Я собиралась уходить, чтобы покинуть мир Фокса навсегда, когда она ворвалась из ниоткуда.
Я завертелась и начала падать назад, но была поймана Штопором, появившимся рядом с ней.
Один взгляд на ее опухшие от слез глаза, и я знала.
Что-то случилось с Кларой.
— Она в порядке? Скажи мне! — паника вспыхнула в моей крови, сдирая с меня кожу живьем. — Скажи мне, Клу! Сейчас же! — сценарии моих ночных кошмаров всплыли в моей голове.
Клара умерла.
Клара в коме.
Клара ушла навсегда.
Мои глаза расширились, сердце застучало сильнее.
— Она ум-умерла?
Пальцы Штопора впились в мой локоть, пока он держал меня, чтобы я могла сохранять равновесие, когда Клу обхватила мои щеки руками и покачала головой. Ее миндалевидные глаза были красными от слез, но она казалась спокойной.
— Нет! Она в порядке.
Она в порядке. Спасибо, Господи.
Паника сменилась на чистый гнев.
