Мое сердце перестало биться, пока горе не накрыло меня. Василий, мой брат, был искусным художником, добрым и умным. Он не заслуживал умереть.
— Хорошо. А ты знал, что у тебя была сестра?
Мои кишки сжались, угрожая взорваться. Сестра? Нет. Нет, пожалуйста, нет. Я не выдержу убить еще одного родственника. Девочку. Невинную, чья единственная вина была в том, что она делила одну кровь со мной.
— Ты убил ее тоже. Ты не помнишь?
Я моргнул. В моих ушах образовался шум, заглушая мою панику.
— Точно, сэр. Я не помню эту миссию. — Как и многое другое, я стер это воспоминание из своей памяти. Я не был удивлен, что не помню убийства еще одного родственника. Я бы скорее вытащил свой мозг через уши, чем помнил это.
— Да. Твоя мать была беременна девочкой. Двойное убийство, и ты даже не помнишь. — Похлопывание по плечу произошло вместе с зарядом электрического тока. Каждая мышца была захвачена, когда ток прошел через мое тело.
— Что ты говоришь? — спросил куратор, когда отпустил меня.
Мой разум кричал: «Умри, ублюдок». Мой рот сказал:
— Спасибо вам, сэр.
Я вернулся в настоящее, словно от удара, спотыкаясь, когда вертиго сильно ударило по мне.
Черт побери. Я чертовски ненавидел их. Ненавидел. Ненавидел. Ненавидел. Я желал, чтобы я мог приложить электрошокер к своей голове и умертвить свое тело. Воспоминания были худшими за очень долгое время, вызванные стрессом, из-за того, что я обидел женщину, о которой должен был заботиться.
Зел.
Ее дочь.
Я без сомнения знал, что девочка, стоящая передо мной — была ее. Здесь не могло быть ошибки, длинные темные волосы, идеальные скулы, форма подбородка. Единственным различием был цвет глаз. Зеленые уступали проникновенно карим, что смотрели прямо в мою гребаную душу.
Мое дыхание участилось, мое сердце билось как сумасшедшее. Я попятился назад, так быстро, как мои ноги могли двигаться.
Не подходи ко мне близко. Я не смогу сделать это. Я не выдержу еще больше крови на своих руках. Ее крови. Маленькое наследие Зел.
Гравий под моими ногами скользил так, что я чувствовал себя серфингистом, пытаясь убежать. Мне нужно было уйти далеко, далеко, от этой миниатюрной копии Хейзел. Прежде чем я причиню ей боль.
Ее темные глаза встретились с моими, и я потерял связь с реальностью.
— Третий и последний раз, убей его!
— Нет! — на моих восемнадцатилетних щеках была влажность, и у меня заняло некоторое время, чтобы понять, что это слезы. До этого я никогда не плакал. Даже когда убил свою мать и отца. Но это... я не мог сделать это.
— Вы заставили меня заботиться о нем! Вы оставили его со мной! Я думал, что вы хотели, чтобы я обучил его быть как мы! — мой голос надломился, когда я посмотрел на своего девятилетнего брата Василия. Его щеки все еще были по-детски пухлыми, в его голубых глазах стоял ужас. Темное пятно спереди его джинсов говорило о страхе, что захватил его мочевой пузырь.
Три месяца мы спали в одной комнате, ели вместе, смеялись вместе. Я думал, что мой куратор наградил меня за хорошее поведение и подарил мне друга. Подарил мне брата, чтобы обучать и ввести в новый образ жизни.
Я никогда не подозревал этого.
— Роан. П-пожалуйста, помоги мне. Не убивай меня. Пожалуйста? — из-за сопрано Василия мои глаза наполнились слезами, мое тело отяжелело, борясь против многих лет следования условному рефлексу и против гнева моего куратора.
— Я. Не. Сделаю. Это, — огрызнулся я, сделав большой глоток воздуха. Я отказался убить моего последнего кровного родственника. Мальчика, о котором я заботился большем, чем о ком-либо в этом мире.
— Нет, сделаешь, агент Фокс. В противном случае, мы будем мучить его, пока он не умрет, затем искалечим тебя, что ты больше не сможешь двигаться.
Я не мог больше стоять.
Мой куратор схватил Василия за шею, перемещая его ближе ко мне.
— Сделай это.
Рвота вырвалась из моего рта, выливаясь на бетонный пол.
Мой брат перестал плакать, вырываясь из захвата куратора. Вместо того чтобы бежать от мужчины, призванного убить его, он прибежал ко мне и обнял меня своими костлявыми руками.
— Мистер? Эй, мистер? — то, что кто-то потянул меня за рукав, выдернуло меня из ужасного воспоминания, вернув в реальность. — Вы в порядке? — высокий, мелодичный голос, пронзил мой пульсирующий мозг.
Я отстранился, разрывая ее хватку на своей рубашке.
— Не трогай меня.
Маленькая девочка опустила взгляд и стала ковырять своим блестящим, черным ботинком землю.
— Ох. Извините. — Ее глаза снова встретили мои, широко открытые и обеспокоенные. — Вы в порядке? Вы бормотали что-то, что я не могла понять. — Она наклонила голову. — На каком языке это было? Моя учительница говорит, что мы должны изучать иностранный язык. Я бы хотела выучить, но не знаю какой. Может, я могу выучить тот, на котором вы только что говорили. — Она шагнула вперед, ее маленькие губы не переставали шевелиться. — Можете вы научить меня? Я люблю учиться, и мама будет по-настоящему гордиться мной. Вы научите меня, пожалуйста? — она захлопала ресницами, и мое гребаное сердце раскололось на кусочки.
Я задержал дыхание, напрягая мышцы, взывая ко всему самообладанию, которым обладал. Если я когда-нибудь и нуждался в полной и абсолютной дисциплине, то это сейчас. Я избегал детей с тех пор как потерял Василия. Я не мог смотреть на них или слушать их, или даже смотреть на них по телевизору.
Для меня дети были воплощением того, что я пытался оберегать: невинность, хрупкость, доверие и безоговорочное принятие.
Я не заслуживал ничего из этого, поэтому не имел права находиться рядом с ними.
Маленькая девочка подошла еще ближе, вторгаясь в мое пространство. Я не знал, как вели себя большинство детей, но она была дерзкой — такая чертовски смелая и любопытная. Разве она не должна быть робкой и кроткой? Бояться разговаривать со странным незнакомцем?
— Вы выглядите напуганным. Что случилось? Вы можете рассказать мне. Я никому не скажу. — Она жестом скрестила пальцы на уровне сердца, таким образом давая обещание, что никому не скажет. — Я обещаю. У меня иногда бывают ночные кошмары. А у вас?
