Ветер свистел у меня в ушах, легкие дышали свободно, и я пришпорила свою клячу, будто собираясь убежать от предстоящей катастрофы, будто она могла на своей широкой спине унести меня от всех страданий в далекий мир приключений и романтики. Мы галопировали через леса; носились по туманным утренним лугам; миновали мягкий, солнечный осенний полдень до тех самых пор, когда багровый шар заходящего солнца не закатился за горизонт. Ноздри моего коня раздувались, бока курились, его копыта втаптывали мой гнев в венгерскую траву.
Со времени нашего разрыва прошло уже три месяца, и я констатировала постоянное улучшение и общий прогресс, хотя, конечно, были и провалы, и тоска, и боль утраты, и сожаление о тех годах, когда я все растратила и думала, что потеряла окончательно. И все же какой лишенной всяких инстинктов идиоткой я была тогда! Эгоцентричная гусыня! Где было мое чувство собственного достоинства, приличествующее возрасту и положению в обществе? Без всех этих долгоиграющих причитаний и отговорок?
Я боролась с постоянной усталостью. Гигантская психологическая энергия, которую я тратила все эти годы, требовала теперь компенсации.
Мужчины ничего не могли мне дать, а я была слишком измотана и слишком трезва, чтобы пустить в свою душу или тело кого-то чужого. Я держалась за Бени, которому была нужна и который, в свою очередь, очень хорошо действовал на меня после всех этих лет. Вдобавок, меня постоянно мучила нечистая материнская совесть до тех пор, пока в одной газете я не прочитала следующее: «Оставьте жалость в стороне, дарите внимание!»
Ах, эта слезливая, слюнявая и сладкая душа! Высушить всю слизь из головы, пропустить сквозь нее свежий ветер, добиться кристальной свежести мышления, высокого напряжения вместо низкого, ментального электричества вместо клиторального… или анального и орального.
Жизнь, верни мне меня обратно и позволь, несмотря ни на что, любить!
В октябре я дискутировала с Томом, руководителем тура, нужно мне взять музыкантов или нет. Янни был против.
— Что тебе нужно от идиотов, которые получают деньги, выпендриваются и портят всем нервы? Ты ведь гораздо лучше сделаешь все сама!
Это было очень близко к действительности; Янни знал все повадки и замашки музыкантов. Но жизнеспособность артистки зависит также и от радости, которую она получает от выступлений, не только от таланта и способностей или же дисциплины. Ее представления излучают свет благодаря тем шуткам, которые она выплескивает на зал.
— Мне кажется, лучше выступать с музыкантами, — сказал Том.
— Мне, собственно, тоже, — сказала я.
— Что ж, давайте сделаем так!.. Нужно делать так, как хочется.
Я еще некоторое время поразмышляла над этой проблемой, после чего принялась за поиск. В самом деле, музыканты требовали значительных издержек в каждом отдельном выступлении. Не только из-за жалования, но и из-за расходов на транспорт и отели, что, в свою очередь, требовало своего распорядителя. Все вместе это увеличивало расходы почти вдвое. А это значит, что мне придется поднять плату за входной билет, дать более широкую рекламу, повысить оплату организаторов и устроителей, а также арендовать большие залы. Не исключено также, что это означает и уменьшение моего личного заработка.
Я рискнула, решив вновь вернуться к своим старым добродетелям: выносливости, любви к риску, радости от преодоления препятствий.
— Привет, Лена. Твой вечер был просто гигантским…
Я только подошла к нашему столику в ресторане.
— А ты, значит, Йоханнес… Привет!
Передо мной сидел крупный парень с голубыми глазами стального оттенка, блестящими черными волосами и капелькой безумия в сияющем взгляде.
— Я был бы чертовски рад работать вместе с тобой. Конечно, я не самый крутой профессионал из всех рок-гитаристов, но могу делать свое дело очень классно! Когда тебе можно сыграть что-нибудь?
— На следующей неделе я буду в Мюнхене.
— Хорошо! И, пожалуйста, называй меня Джей!
Номером вторым был Пит, большой, светловолосый англичанин, мать которого родом из Вены. Он соединял в себе английский черный юмор с венским шармом. Джей исходил из чувства и дерзости, Пит — из интеллекта и навыков; Джей был музыкант-самоучка, Пит учился этому. После первой же пробы появились проблемы.
Пит читал по нотам, а Джею, лишенному этой возможности, требовалось довольно много времени, чтобы разобрать мелодию на слух. Разумеется, это сразу же стало очевидно. Когда Пит ушел, Джей сокрушенно уставился перед собой.
— Что такое? — спросила я. — Почему ты повесил нос?
— А… У меня проблема: он играет совсем просто и очень быстро, а я ничего не понимаю и боюсь, что у меня ничего не получится…
Пришлось уговаривать обе стороны. Пит был недоволен.
— Послушай, если мне придется его обучать, то на это уйдет в два раза больше времени! Я, конечно, не против стать музыкальным руководителем и нести ответственность, но тогда это будет дороже стоить!..
— Так не пойдет!
— Мне и так приходится давать некоторые указания Джею — твои песни в гармоническом отношении не так-то просты. И когда он улавливает ту гармонию, то играет классно, но это затягивается так надолго!..
— Ох, Пит, пойдем!
У одного были образование и высокомерие, у другого — оригинальность и дилетантизм самоучки.
Им нужно было притереться друг к другу. Позже выяснилось, что они дополняют друг друга, как день и ночь. Пит нашел в Джее младшего брата, которому он мог бы объяснять мир и музыку. Джей позволял Питу шлифовать себя, но, порой, и осаживал его круто и безапелляционно. У Пита были трудности и с тем, и с другим. Во время долгих совместных разъездов у них развилась нежная дружба, однако это не мешало им постоянно спорить; Джей упрекал Пита в том, что его композиции слишком академичны и бескровны, слабы по содержанию, а тот Джея — в дилетантизме.
А я прошла за три месяца проб весь процесс созревания и стала начальницей. До сих пор мужчины указывали мне путь, говорили, куда стоит идти, а куда нет — на этот раз мне все приходилось решать самой.
Прежде всего Пит постоянно напоминал мне об этом:
— Если ты шефиня, то это ты должна решать, как нам нужно играть. А не Джей и не я. Или мы управляем коллективом, но тогда все будет происходить иначе. Итак, завтра скажи нам, что ты выбрала. Жду твоего решения, шефиня.
Мне не оставалось ничего другого, как вживаться в свою новую роль. Янни пока не мог присутствовать на репетициях, и я не могла улизнуть ни в спор, ни в возмущение, ни в прямое бегство. От меня ждали компетентности и чего-то вроде естественного авторитета. А оба музыканта держались линии установленного маршрута. Они ожидали, что эту линию должна установить я сама. Лучшего и быть не могло. Чисто интуитивно я сделала правильный выбор нужного времени и нужных людей.
