Правда, уверенности в том, что Эсперанса их записала, у Джессики не было.
Карлос позвонил через месяц. Голос его накатывался волнами, порой совершенно пропадая в треске статических помех. Говорить было совершенно невозможно.
— Ладно, — согласился Карлос, — давайте встретимся.
Он будет в Мехико на следующей неделе. Нет, домой он к Джесс не придет. Лучше встретиться где-нибудь в городе, в людном месте.
Разговор удивил Джесс и вызвал еще большее желание разыскать Викторию. Потребность найти подругу превратилась в непрекращающийся зуд, постоянно напоминая о незавершенном деле. Джесс всегда любила доводить свои дела до конца, ей нравилось подводить итоговую черту под очередным этапом собственной жизни, прежде чем спокойно двинуться дальше. Переехав в Сан-Мигель-де-Альенде, она почувствовала, что наконец преодолела определенный барьер и нашла место, где ее существование сможет обрести определенный смысл. Теперь, похоже, ей удастся если не увидеть, то поверить в сверкающую и манящую цель впереди.
Чувства Джесс обострились, глаза стали девственно чисты. Все случилось именно так, как предсказала Виктория, и Джесс хотела, чтобы подруга узнала о ее радости и, возможно, даже порадовалась вместе с ней. Джесс мечтала показать Виктории свои новые работы и сказать:
— Взгляни, в конце концов я действительно в силах сделать это.
И еще она хотела рассказать Виктории об апрельской выставке в Нью-Йорке — первой персональной выставке в большой галерее.
Кроме того, что очень важно, Джесс сделает все, чтобы заставить себя извиниться и признаться в том, что была не права. Она не любила, а порою даже не могла признаться в своих промахах и проступках. Виктория знала об этом, по крайней мере если получила известное письмо…
Джесс вздохнула и поболтала в воздухе загорелыми ногами. Она всматривалась в толпы туристов и уличных, торговцев, пытаясь увидеть Карлоса.
Перед Джесс, тряся связкой серебряных браслетов, остановился индеец, за которым следовала женщина со множеством косичек в волосах и с наброшенными на плечи яркими разноцветными пледами. Мальчишка лет трех-четырех, сняв грязные трусишки, сосредоточенно справлял большую нужду в сточную канаву. Супружеская пара пожилых американцев смотрела на ребенка с нескрываемым ужасом. Джесс услышала, как жена сказала:
— Теперь-то ты этому веришь, Вейн?
— Не верил бы, если бы не видел своими глазами, дорогая, — отозвался муж.
Турист с ярко-каштановыми волосами облокотился на парапет рядом с Джесс. Она в досаде отвернулась. Тогда турист заговорил:
— Прошу прощения за опоздание.
Карлос Руис! Джесс уставилась на него в полнейшем изумлении.
— Я ни за что бы не узнала вас.
Помимо сменившегося цвета волос, на Карлосе не было очков, и казалось, что он каким-то образом вырос. Карлос усмехнулся.
— Платформы. — Он задрал штанину и продемонстрировал массивные подошвы своих туфель.
— Выглядите совершенным американцем, — заметила Джесс.
— Благодарю. Специально так хожу.
— Зачем?
— Помогает в бизнесе. Иногда людям с внешностью американцев больше доверяют. И меньше угрожают. Пойдем?
Мы можем зайти в собор.
Петляя между туристическими автобусами, они пересекли большую площадь и поднялись по широким каменным ступеням. У входа в собор сидела нищенка: голова ее была забинтована, сложенные лодочкой руки подняты вверх в безмолвной мольбе. Карлос вложил в ладони женщины несколько песо, та прошамкала благословение, и монеты исчезли словно по волшебству.
Внутренность храма произвела на Джесс впечатление огромной тяжести и поразительного, безмерного богатства.
Воздух был плотен и сперт от многовековой пыли. Джесс чувствовала, что слова ее, слетев с губ, глохнут, будто она произносила их, закрыв рот толстым одеялом..
— Меньше угрожают, чем кому? — спросила Джесс Карлоса, возвращаясь к прерванному разговору.
— Чем другим, — пожал плечами Карлос.
— Что вы делаете в Мехико?
— Я здесь проездом по пути в Калифорнию.
— Вы все еще живете в Никарагуа?
— Я — никарагуанец.
— Но вы же родились в Соединенных Штатах.
— А мои родители — нет.
— А Эсперанса…
— Это моя мать.
— А-а-а, понимаю…
Длинные полосы сумрачного света проникали в храм сквозь высокие узкие окна, отражались в тусклом серебре, украшенном драгоценными камнями, на пыльных надписях на стенах, в огромных глазах святых на иконах, статуях ангелов и Мадонны.
— Зачем вы едете в Калифорнию?
— По делам правительства.
Теперь Карлос стоял в центре основного прохода, разглядывая окружавшие его древние сокровища.
— Сандинистского правительства?
— Разумеется.
— В таком случае вы — коммунист.
Руис криво усмехнулся:
— Просто патриот. — Он протянул руку в направлении высокого алтаря с орнаментом. — Знаете, я всегда прихожу сюда, когда бываю в Мехико. Смотрю на все это и думаю о том, сколько же все эти богатства стоят. Должно быть, миллиарды. И думаю, что бы можно было купить на эти деньги.
Мысленно я трачу их на медикаменты, учебники, грузовики, тракторы и сенокосилки. Мне становится больно от этих мыслей, но я должен выносить эту боль. Кажется, я мазохист.
Джесс тревожно вскинула голову:
— А Виктория была связана…
— Виктория всего лишь журналистка, — сухо прервал Карлос. Оторвавшись от созерцания «бесполезной» роскоши, он заговорил скороговоркой:
— Как она? Вы ее видели?
Джесс в ужасе уставилась на Руиса.
— Я собиралась спросить об этом вас. Я пыталась разыскать ее. И была уверена, что вы знаете, где сейчас Виктория.
Карлос вздохнул протяжно и мягко.
— Не знаю. Она давно уехала. Вы писали Виктории на адрес редакции?
— Много месяцев назад. Виктория не ответила.
Взяв Джесс за локоть, Карлос повел ее обратно к главному входу, в который как раз в этот момент вваливалась ярко разодетая толпа туристов.
На пороге сидела все та же старуха, спокойная и по-прежнему протягивающая руки ко всем, проходящим мимо нее. Джесс едва сдержалась, видя, с каким презрительным взглядом испанца-колонизатора Руис подал старухе банкноту в сто песо.
На улице воздух был тяжел, имел металлический привкус и пах дымом. Тем не менее Карлос сделал глубокий вдох и расслабился.
— Я же говорил вам, что рано или поздно вы захотите разыскать Викторию, не так ли?
— Да, — чистосердечно призналась Джесс. — Мне хотелось бы извиниться перед ней. И о многом поговорить. Вы обещали помочь, — настойчиво добавила Джесс.
— Это было давно. Времена изменились. Если Виктория уходит, она уходит навсегда. Для меня она больше не существует.
