сойдут уже за неделю, – зачастила Настя и уже более тихо добавила: – Ну или за две.
Вторая ладонь тоже была забинтована, но так не болела. Прислушался к себе: с ногами было все в порядке, но все же…
– Только руки?
– Да, да, – заголосила мама и подошла ближе, потом тут же, видимо спохватившись, она заговорила тише: – Сыночка, у тебя только руки без перчаток были, – мама шмыгнула, – тебе очень повезло, что ты был так тепло одет. Да что там – тебе очень повезло, что Настенька тебя хватилась, если бы не она… – мама запнулась и вытерла глаза, из которых побежали слезы. Настя отвернулась и прикусила губу. – Ромочка, если бы не она, если бы не ее отец, – мама взмахнула руками, – Рома-а-а, я даже… даже… – Она прикрыла ладонями лицо и громко заплакала.
Настя тут же поднялась и обняла мою маму.
– Елизавета Алексеевна, ну все. Все хорошо. Успокойтесь, пожалуйста, все же хорошо, – частила моя жена, а у самой голос то и дело сбивался.
– Если вы не хотите, чтобы я встал и тут же упал, потому что голова болит адски, то прекратите, пожалуйста. Мама! Настя! Я жив-здоров! На этом все!
Мои женщины прислушались, тут же отлипли друг от друга и опять все свое внимание обратили на меня.
– Где папа? – задал я закономерный вопрос, потому что, пожалуй, он был сейчас единственным человеком, способным мне все адекватно объяснить.
– Папа спит, милый, – продолжая шмыгать носом, произнесла мама, – всю ночь за рулем, я его отправила к родителям.
Только в этот момент до меня дошло, что Настя была здесь, действительно здесь. Еще бы разобраться, где было это здесь.
– Мы в Хабаровске?
– Да, Рома, – Настя подтолкнула маму к стулу, а сама встала за ее спиной, – тебя сюда на вертолете привезли ночью. Ты в сознание не приходил, у тебя сотрясение и начальная стадия второй степени обморожения, – к концу фразы голос принцессы задрожал.
– Настя. – Мне было невыносимо от того, насколько тяжело переносила сложившуюся ситуацию моя жена. – Все хорошо.
– Да ничего не хорошо! Это я виновата! – закричала принцесса, взмахнула ладонями. – Я! Понимаешь? Если бы я раньше сказала, возможно, ты бы как-то опасался его, – она всхлипнула и опять заплакала, – сделал бы что-нибудь. А я забыла! Забыла, понимаешь?
Я совершенно ее не понимал.
– О чем ты?
– Тот магазин, который потерял Курков, он был у Ливанова. Я забрала его и подкинула потому, что не хотела с тобой общаться, а потом…
– Стой, – твердо произнес я, – как ты узнала, что магазин был у Ливанова?
– Неважно, – всхлипнула в очередной раз Настя и отвела взгляд.
– Анастасия!
– Он полез ко мне целоваться, когда я от вас с Викой пряталась.
– Что? – Мне захотелось ей настучать по заднице, а Ливанова придушить. – Почему ты не сказала, что он к тебе приставал?
– Боже, Рома, о чем ты думаешь! – вскрикнула Настя, а мама тихонечко рассмеялась. Я недобро на нее посмотрел и перевел взгляд обратно на свою жену.
– Я думаю о том, о чем и положено думать мужу! К тебе приставал какой-то недоделок, а ты мне ничего не сказала!
– Я ему врезала! – выдохнула и более спокойно продолжила Настя. – Я ему врезала и забрала магазин. Потом закрыла глаза на его ложь, поверив в то, что он просто нашел магазин.
– Он его украл? – спросил я более спокойно, меня жутко порадовали Настины слова. Она поставила на место зарвавшегося лейтенанта, который вряд ли останется при своем звании.
– Да, – это уже мама, – ему заплатили за то, чтобы он тебя подставил. – Я посмотрел на Настю, и она, видимо поняв, о чем я подумал, усиленно замотала головой.
– Нет, нет, не папа. Папе все докладывал Рассохин.
– Ах, Рассохин, – кивнул я и понял, что переоценил свои силы. В висках опять начало стучать отбойными молотками. Прикрыл глаза и тихо попросил маму продолжить.
– Это конкуренты отца, Рома. Они узнали, где ты находишься, добраться, само собой, не смогли, а потом как-то вышли на Ливанова. Он сам не знает, как они выяснили, куда он едет, но заплатили ему немалые деньги, чтобы тот выкурил тебя с заставы. У него не получилось, и он перестал выходить с ними на связь. А потом… – мама вздохнула и замолчала.
– Что? – Я открыл глаза: не нравился мне ее тон.
– Отец нашел компромат и слил Сташенко, там без вариантов, совсем. Он уже больше месяца в СИЗО и выкрутиться не сможет.
– И?
– Боже, Рома, что непонятного, – раздраженно произнесла Настя и села на краешек койки, – не мучай маму. Заказал он тебя со злости.
– Ворон, – на автомате произнес я, и обе мои женщины выпучили на меня свои голубые глаза. – Прости, забылся, – улыбнулся, – у меня же это, как его, сотрясение. Так что мне можно иногда тупить. Так вот, Калинина, ты откуда такого лексикона набралась? Бандитских фильмов пересмотрела?
– Так, все! – на этот раз голос повысила мама, соскочив со стула. – С тобой совершенно невозможно по-нормальному разговаривать, а это значит, ты уже идешь на поправку. Я к папе, успокою его и дедушку с бабушкой.
Мама поцеловала меня в лоб и покинула палату.
– Ну так что?
– Что? – задумчиво протянула Настя.
– Ты меня все еще любишь?
– Калинин, ты дурак!
– Определенно. По голове же стукнули.
– Сильно болит?
– Очень! А еще ты меня даже не целуешь, и я прямо готов умереть от тоски – подумал, что ты меня разлюбила. – Надул губы, до последнего сдерживая смех.
– Сумасшедший! – всхлипнула принцесса и, придвинувшись ко мне, быстро чмокнула в губы.
– Это все?
– Хорошего по чуть-чуть, – засмеялась она мне в губы, а потом проникновенно зашептала, выбивая свои слова клеймом у меня на сердце: – Рома, я так за тебя испугалась, я думала – умру. Когда отец рассказал мне все как есть, он к тому моменту уже договорился и к тебе отправили вертолет из Хабаровска. Тебя нашли и оказали первую помощь, а Макара задержали, и, даже зная, что самое страшное позади, я чуть с ума не сошла. Даже лететь на самолете страшно не было, потому что я боялась за тебя. Ты не приходил в себя, и… и…
– Принцесса, тише, тише, родная. – Поцеловал свою любимую девочку и, взяв ее лицо в перебинтованные ладони, твердо произнес: – Я больше тебя никуда не отпущу, слышишь! Никуда! Я так тебя люблю, что у меня аж внутренности скручивает.
– Не надо, – улыбнулась Настя сквозь слезы, – не надо меня отпускать. Все хорошо, Рома. Я всегда буду рядом. С тобой. Папа – он… он, – она засмеялась сквозь слезы, – обещал врезать
