— Прекрасным, — закончила я за него.
На долю секунды Зейн замер, а затем его рот снова поглотил меня, и он поднял меня, ведя нас в спальню. Охваченные диким отчаянием, мы срывали друг с друга одежду, чтобы оказаться кожа к коже. Как только Зейн раздел меня догола, он не толкнул меня на кровать, как я ожидала. Он отступил. Я потянулась к его джинсам, но он остановил меня резкой командой.
— Стой на месте, — приказал он, не сводя глаз с моего обнаженного тела.
Я выполнила приказ, чувствуя себя незащищенной, но в безопасности. То, как глаза Зейна блуждали по каждому дюйму моего тела, заставляло меня чувствовать себя сильной и красивой.
— Два месяца, — пробормотал он, делая шаг вперед. — Два месяца, — повторил он мне в губы.
У меня перехватило дыхание, когда он грубо толкнул меня на кровать и раздвинул мои ноги, глядя прямо туда.
— Я представлял каждый сантиметр твоего тела, твою красоту. Не думал, что могу ошибаться. Но все же ошибся. — Его глаза встретились с моим взглядом. — Ты еще более красива, чем я помню. Твоя киска красивее, чем я представлял.
Он дернул меня на себя так, что мои бедра оказались на краю кровати, и опустился на колени между моих ног.
— Давай проверим, будет ли она на вкус слаще, чем я помню, — прорычал он.
Затем он лизал, сосал и кусал клитор так, что я думала, стану первой женщиной, которая умрет от интенсивного оргазма. Когда я спустилась с небес, все еще дыша, и расслабилась, Зейн перевернул меня на живот и поднял так, что я оказалась на четвереньках. Склонившись надо мной, он поцеловал меня в шею. Его рука двинулась от чувствительного клитора к моей заднице.
— Говорил тебе, что возьму каждый дюйм твоего тела, — сказал он с низким рычанием, исследуя пальцем мою задницу. — И сейчас, дикая кошечка, я это сделаю, — продолжил он, толкаясь внутрь.
Я не ожидала, что мне это понравится, но я была с Зейном, так что не знаю, почему ожидала чего-то меньшего, чем чертовски восхитительных ощущений. Сперва он начал медленно, затем, услышав звуки моего удовольствия, когда я стала ему подмахивать, ускорил темп. Взял меня жестко. И это было великолепно.
Булл
Булл думал, что последние четыре года его жизни были тяжелыми. Все верно. Они были охрененно мучительными. Жизнь в пустоте небытия, отчаяния и ненависти к себе. Такая судьба хуже смерти. Эти два месяца не шли ни в какое сравнение с тем адом, потому что, по крайней мере, он мог дышать, зная, что его девочки все еще пребывали в свете, все еще купались в лучах солнца. Вот что поддерживало в нем волю к существованию каждый день. Это и клуб. Он кочевал два месяца, объезжая эту гребаную страну, пытаясь найти выход. Выход из тьмы, в которой он снова оказался, столкнувшись с жизнью без них. Так что он окунулся в дерьмо, вновь утянувшее его на дно. Дерьмо, от которого во рту остался привкус пепла. Но ничто не могло заставить его забыть ее. Забыть их. Ни на секунду. И, лишившись контроля, он обнаружил себя в Амбере. Говорил себе, что это только для того, чтобы продать свой дом. Поговорить с Кейдом об уходе навсегда.
Потом он увидел ее. Свет вернулся лишь от одного взгляда на нее. Он сопротивлялся ей. Чертовски боролся, особенно когда снова попробовал ее губы. Кинул все силы на то, чтобы оторваться от нее. Когда же не смог найти в себе силы быть жестоким, отвергнуть ее, пытался вызвать у нее отвращение. Рассказав о Лори. Он произнес слова, которые никогда не видели дневного света, ожидая, что она будет думать о нем как о монстре, каким он сам себя считал. Вместо этого его прекрасная девушка дала ему больше. Прощение. Эмоции в ее глазах, принятие заставили его простить себя. Наконец-то отпустить накопившееся внутри дерьмо, которое отравляло его душу. Потом он вернул ее. Всеми способами. И будь он проклят, если не хочет ухмыляться от уха до уха.
— Зейн?
Булл вздрогнул, отводя взгляд от гитары. Той самой, что Лори купила ему. Той, на которой он играл для нее в постели глупые девчачьи песенки после того, как она умоляла его об этом. Он играл. Тогда он сделал бы все, чтобы вызвать улыбку на ее лице. Ей тоже не требовалось много времени, чтобы заставить его улыбнуться.
Его взгляд остановился на Лекси. Тем вечером она уже бросилась ему в объятия, впервые увидев. Улыбнулась ему, озарив еще одним лучом света. Немного всплакнула, а затем включила эпическую болтовню, рассказывая ему обо всем, что он пропустил за последние два месяца. Выражение ее лица не было таким безмятежным, как прежде. Оно было измученным, полным страданий, каким не должно выглядеть лицо подростка.
Мия рассказала ей. Он не удивился. Эти двое не держали друг от друга секретов.
Он напрягся. Не знал, чего ожидать от Лекси.
— Да, Лекс, — мягко и осторожно отозвался он.
Приблизившись, она остановилась перед ним.
— Могу я исполнить тебе песню? — спросила она наконец тихим голосом.
Булл посмотрел на нее, затем кивнул.
Она грустно улыбнулась ему, а затем села на стул напротив.
Она начала играть «Unclouded Day» Одры Мэй.
Булл понятия не имел, как она узнала, что нужно сыграть именно эту песню. Откуда знала, что ее нежный голосок, поющий эти до чертиков душераздирающие слова, исцелит его. Потрясет до глубины души. Утешит. Принесет Лори упокоение. Он не знал, как она поняла, что нужно сыграть именно эту песню, но он любил ее за это. Каждой своей клеточкой. В момент, когда песня закончилась, и Лекси замолчала, он понял, что больше никогда не увидит ни клочка тьмы.
Но Зейн и не подозревал, что дальнейшие события докажут, насколько он чертовски ошибался.
Глава 18
Мия
Месяц спустя
Я была счастлива. Это не могло послужить оправданием случившемуся в дальнейшем, но стало одной из причин. Я была безумно счастлива. Никогда даже в своих самых смелых мечтах я и представить не могла себе такого мужчину, как Зейн. Большого. Татуированного. Пугающего. Молчаливого. С молчанием я была плохо знакома. Как и моя дочь. Но, казалось, мы дополняли друг друга. Зейн противопоставлял себя нашей постоянной болтовне. Создавал баланс. Ему не требовались слова для передачи своих чувств к нам. Но он все чаще их использовал, разговаривая с нами. Однажды ночью, свернувшись калачиком у его бока в постели, я прокомментировала это. Понятия не имела, чего ожидать от его ответа, но определенно не того, что мое сердце чуть не взорвется от любви.
Он притянул меня на себя, как делал, когда хотел полностью завладеть моим вниманием.
— Я молчу, потому что до недавнего времени мне нечего было сказать, — хрипло начал он. — Мое внимание, моя жизнь были посвящены клубу и моей жажде мести. Эта жажда текла по моим венам таким бурным потоком, что затмевала все остальное.
Хотя он обнимал меня, его взгляд и мысли витали где-то в другом месте.
— Когда я отомстил, жажда исчезла. Ярость осталась. И битва… — он на мгновение замолчал, снова сфокусировав взгляд на мне, будто ему пришлось сделать сознательное усилие, чтобы выбраться из своих мыслей. Он погладил меня по щеке. — Битва, которую я вел ежедневно против демонов, угрожающих уничтожить меня. Говорить, шутить — значило делать больше, чем существовать, и, детка, я не хотел этого. Я выживал. Молчание, по крайней мере, мне в этом помогало. Моя жизнь была сумрачной, безлюдной пустошью.
Он снова сделал паузу и вытер слезу, покатившуюся по моей щеке от его слов. От настоящих эмоций, скрывающихся под его суровой маской. Он полуулыбнулся мне, прежде чем продолжить.
— В моей жизни появились люди, озарив ее светом. Его было немного, вроде последних проблесков солнца перед наступлением ночи, но этого хватало. Мое существование немного оживилось, но это далеко была не жизнь. Я жил в гребаном подвешенном состоянии.
Выражение его лица полностью преобразилось, нежность сменилась суровостью, усталостью от борьбы. Зейн смотрел на меня. Нет не на меня, а в мою душу.
