моего отца.
Надеюсь, морской воздух пронесется сквозь мою голову и сотрет все эти воспоминания, которые восстают, как призраки из могил, с тех пор как я рассказала Деклану свою историю.
История происхождения воина, который больше не чувствует себя таким сильным.
Неужели это и есть любовь? Слабость? Я чувствовала себя намного сильнее еще до того, как увидела лицо Деклана. Теперь я чувствую себя такой же пугливой и неустойчивой, как новорожденный жеребенок.
Как было раньше, много лет назад, до того, как переделала себя во что-то более жесткое.
Далеко от берега пришвартована яхта. Гладкая белая штуковина, сверкающая на солнце, как только что отчеканенная монета. Несколько других судов поменьше покачиваются на воде вдоль береговой линии. Три парусника скользят по волнам на юг. Север? Я не уверена, в какую сторону я смотрю. Теперь, когда я думаю об этом, откуда мне знать, что я вообще действительно на Мартас-Винъярд?
Вся моя реальность основана на том, что сказал мне Деклан с тех пор, как оторвал меня от безопасной пристани в Нью-Йорке.
Ты можешь быть где угодно. Он накачал тебя наркотиками, помнишь? Возможно, все это у тебя галлюцинации. Ты могла бы с таким же успехом оказаться на Луне.
Измученная, с таким же тяжелым сердцем, как и ноги, я иду по пологим дюнам вниз, туда, где песок влажный и твердый под ногами. Кроссовки, которые я достала из шкафа, слишком хороши, чтобы дать им промокнуть, поэтому я снимаю их и держу в руках, прогуливаясь по пляжу. Я уворачиваюсь от набегающих волн, когда они разбиваются и тянутся пенистыми пальцами к моим ногам.
Я не знаю, как долго блуждаю, собирая ракушки, но внезапно от холодного покалывания волосы у меня на затылке встают дыбом.
Это не ветер, в этом я уверена.
Нахмурившись, я останавливаюсь и оглядываюсь по сторонам.
Пляж пустынен в обоих направлениях. Кроме дома, который я только что покинула, в пределах видимости нет никаких других строений. Единственное, что я вижу, что можно было бы счесть неуместным, — это Паук, бегущий ко мне со своего поста у живой изгороди из бирючины.
Он размахивает своей винтовкой в воздухе. Выкрикивает слова, которые уносит ветер.
За его спиной появляются еще четверо вооруженных мужчин в черных костюмах и бегут ко мне.
Повинуясь инстинкту, я оборачиваюсь.
Мой мозг регистрирует восьмерых из них, гладкие черные фигуры, поднимающиеся из моря с баллонами для подводного плавания, пристегнутыми к спине, и оружием в руках в перчатках, прежде чем ближайший ко мне хватает меня и утаскивает в воду.
— Она проснулась.
— Ты уверен, что этих наручников достаточно? Я думаю, нам тоже следует надеть цепи на ноги.
— Держу пари, что так и нужно поступить. Как поживает нос, Клифф?
— Пошел ты.
Голоса мужские, доносятся откуда-то поблизости. Они — первое, о чем я думаю, приходя в сознание. Затем головная боль дает о себе знать, равномерно пульсируя у меня за глазами в такт биению сердца. У меня кислый привкус во рту, моя голова весит тысячу фунтов, а правая рука ощущается так, словно я несколько часов билась ею о стену.
Я мокрая. Моя одежда, мои волосы, вся я. Я облизываю губы и ощущаю вкус соли. Морская вода.
Дверь открывается и закрывается. Я открываю глаза и оглядываюсь вокруг.
Я нахожусь в квадратной серой комнате. На потолке мерцает одинокая люминесцентная лампочка. Пол — голый цемент, а единственная мебель — металлический стул, на котором я сижу, и помятый металлический стол, придвинутый к стене слева от меня.
На стене прямо передо мной вырисовывается большая панель из гладкого черного стекла.
Глядя на свое отражение в двустороннем зеркале, я понимаю, что прикована к стулу.
Мои запястья скованы за спиной наручниками. Наручники должны быть прикреплены к стулу, а стул должен быть прикручен болтами к полу, потому что, несмотря на несколько энергичных попыток, ничего не сдвинулось с места.
— Не беспокойся. Ты никуда не пойдешь.
Я оглядываюсь через правое плечо.
Мужчина небрежно прислоняется к стене в углу, скрестив руки на груди и закинув одну ногу на стену. Ему около тридцати пяти. На нем расстегнутая красно-черная фланелевая рубашка, выцветшие джинсы, облегающие его мускулистые бедра, и пара рабочих ботинок. У него густые, волнистые каштановые волосы, и они выглядят так, словно их целую вечность не расчесывали. Глаза у него тоже карие. Как и его борода.
Он похож на человека из «Мальборо», большого и любителя активного отдыха. На его загорелом безымянном пальце левой руки, там, где раньше было обручальное кольцо, виден бледный кружок кожи.
Глубоким голосом с бостонским акцентом он говорит:
— Доброе утро, Слоан.
— Тебе не мешало бы подстричься. Такое ощущение, что твоя бывшая раньше занималась твоим внешним видом.
Удивление отражается в его глазах на долю секунды, затем исчезает, когда он опускает завесу привычного скучающего безразличия.
— Я буду тем, кто будет задавать вопросы.
Он отталкивается от стены и подходит, чтобы встать передо мной, спиной к панели из черного стекла. Снова скрестив руки на груди, он смотрит на меня свысока, излучая силу и опасность каждой порой.
Боже милостивый, сколько раз меня будут похищать альфа-самцы в этом месяце? Это становится нелепым.
Глядя на его мускулистые предплечья, я говорю:
— Мне нравятся твои татуировки. Очень по-кельтски. А эти спиральные узлы возле твоего запястья символизируют путешествие человека по жизни и в мир духов… Ты знал? Или тебе просто показалось, что они выглядят красиво?
Он склоняет голову набок.
Я улыбаюсь ему.
— Я много читала о духовных путешествиях.
Некоторое время ничего не происходит, пока он не говорит:
— Я хотел бы поговорить о твоем парне.
По крайней мере, он переходит прямо к делу. Я думала, он никогда этого не сделает, и мы останемся здесь навсегда.
— Позволь мне просто прервать тебя прямо здесь. У меня нет бойфрендов. Они слишком требовательны по части технического обслуживания. Слишком много обязательств. Можно мне, пожалуйста, стакан воды? А еще лучше — апельсиновый сок. Свежевыжатый, если он у вас есть.
Он хмурится.
— Я не думаю, что ты понимаешь, что здесь происходит.
— О, черт возьми, чувак, пусть мой большой бюст не вводит тебя в заблуждение. Я точно знаю, что происходит.
Я не могу сказать по выражению его лица, удивлен он или раздражен, но я знаю, что парень передо мной заинтригован, потому что он спрашивает:
— Что именно?
— Ты хочешь получить те пятьсот баксов, которые я задолжала за прошлый год.
Он моргает. Я не думаю, что
