чукча читатель… — Назар улыбнулся и коснулся пальцами ее подбородка, поднимая лицо так, чтобы губы оказались рядом: — Это примерно как попугай. Знаешь дохрена, а зачем — не знаешь. Так вот… у шотландцев есть легенда. Кто увидит зеленый луч — обязательно будет счастлив.
— Тогда… давай будем? — проговорила Милана, глядя ему прямо в глаза — две темных бездны, в которых не страшно было затеряться.
— Давай будем, — она не знала, услышала это или увидела в его взгляде. Но он ответил ей — хоть так, хоть эдак. Время в горах остановилось. Сумерки залили все пространство, ни намека не оставив на свет до появления первой звезды. А важнейшим из чувств стало осязание. Спиной — мягкого хлопкового пледа. Грудью — его широкой груди. Пальцами — позвонков его шеи и развитых мышц на плечах. Лицом — дыхания.
Губами — губ.
И все это и было счастьем. Сейчас им достаточно.
18
— Хватит, Стах, достаточно! — хриплым, страшным голосом проговорил Шамрай, опершись обеими ладонями на умывальник, вцепившись в его бортики до побелевших костяшек и фокусируя мутный воспаленный взгляд на собственном отражении в зеркале.
Выглядел он мерзко. Как человек, который не спал всю ночь и всю ночь пил.
До уродства. Взъерошенный, седой, с помятой мордой, на которой резко проступили морщины, а пьяные глаза — сделались булькатыми. Словно седьмой десяток разменял. Хотя до этого еще было время. У него, черт дери, еще было время. И на то, чтобы быть, и на то, чтобы любить, и на то, чтобы получить то, что он хочет получить, — было!
А получилось так, будто нет. Просто отодвинули в сторону, на том и все. Он и понять не успел. Он ведь правда нихера понять не успел, как так вышло. Был слишком занят своими эмоциями, своими переживаниями. Носился с дурацкой любовью, как с писаной торбой, вместо того, чтобы сразу ставить вопрос правильными ребрами, выгнуть дугой и скрутить. Похрену как — ее саму выкручивать или через Сашку. Ответных чувств захотел: ну, гляди и радуйся, как она таскается с Лянкиным байстрюком. Ему назло. Конечно, назло, как иначе?
Милана с Назаром застали его вчера врасплох. Он работал, раздумывал над тем, чтобы сгонять в Кловск — там были дела, которые требовали присутствия. Хотел повидаться с Брагинцом. И усердно размышлял над перспективами предварительно сговориться с другом, чтобы тот потом не удивлялся, а лучше бы — способствовал. Тут важно быть первым. Да, он боялся, что Милана фигни отцу наговорит, но если сам подаст это в нужном свете, то вряд ли встретит сопротивление или напорется на отказ. Чушь, что от родителей мало зависит и дети наперекор им все делают. Если Милану в Рудослав сослали за фотографии в журнале, то и тут найдут, где надавить. Вариант «стерпится — слюбится» его не то, чтобы устраивал, он все еще надеялся ее завоевать. Но если нет — то сойдет и так.
Стах хочет эту девочку. Страшно, до дрожи в пальцах и до невыносимого жжения в груди, которого с ранней молодости не помнил. Да и тогда — было ли? Или приснилось?
И вот… пришли. Вместе. Вдвоем. Она и Назар. Как два школяра, выпрашивающих что-то у своего родителя. Друг на друга поглядывали исподтишка, за руки не держались, но стояли рядышком, плечом к плечу. Дети! И Назар что-то бубнил о том, что не был в отпуске уже три года и, дескать, хочет, а тут так совпало, что она тоже хочет — скучно ей здесь, а там горы, и ничего не случится, если они уедут на несколько дней, и по работе он все организовал, чтобы его отсутствие не помешало делу.
В общем, приспичило трахаться. И возразить ему формально на это нечего.
Шамрай едва зубами не скрежетал. Судорожно пытался сообразить, как запретить, но сходу ничего не придумал, пока в голове сами собой на место становились пазлы — и как Назар Милану подвозил пару дней назад под утро, а она его в щеку поцеловала. И то, что на празднике Купала накануне они были тоже вместе. И как известно, в толпе ведь можно быть только вдвоем, даже если рядом маячит Ляна. Внутренности скручивало от подозрений, которые теперь отравляли все его тело, каждый сосуд, но ему, мать его раз-этак, нечего было возразить этим двоим, которые, делая из него дурака и хлопая глазами, просились уехать с выражением лиц «и шо такого?».
В течение нескольких минут после их ухода, Стах переваривал и их просьбу, и собственное согласие. А потом его прорвало, когда вдруг дошло окончательно. Едва не ломанулся за ними следом, чтобы остановить, но останавливать пришлось только себя.
Потому что сказать ему им по-прежнему нечего. Оба совершеннолетние, а стоит хоть немного выдать себя, то Милана немедленно уедет и нажалуется отцу. Успешную комбинацию девчонка разыграла, ничего не скажешь. Окрутила недоумка Назара, устроила ловушку для Стаха и почти гарантировала себе безопасность от любых поползновений — иначе она тут же получит резонный повод вернуться домой досрочно. Четко! Умыла! Это одновременно восхищало его и приводило в бешенство, потому что единственное, чего Стах хотел — это разгромить собственный кабинет.
Но вместо этого нажрался до невменяемого состояния и продолжал нажираться весь последующий день, с трудом отдавая себе отчет, что в данный момент им руководит не только уязвленное самолюбие, но и ревность. Странно ревновать к мальчишке. Ненормально.
Назар — это бешеный нрав, дурная сила и мозги там, где Стах позволял им проявляться. Не больше. Больше — это уже опасно при бешеном нраве и дурной силе. Потому он держал его в узде, головы поднять не давал, контролировал, чтобы Назару было позволено ровно столько, сколько любому другому его работнику, пусть и правой руке. А тут поди ж ты! Молчал! Подругу выгуливал! Это Милану, что ли? Милана ему подруга?!
Да что у них может быть общего?!
Молодость!
Молодость трещинами по стеклу, потому что в зеркале ее нет.
И разбитые костяшки пальцев, так, что кровь полилась, а из раны с кровью — мелкие стеклянные осколки. Как по́шло.
Два молодых здоровых организма
