рубашку.
Он стряхнул ее со своих рук, позволив ей упасть на пол. Затем закрыл глаза и наклонился так низко, что его лоб прижался к моему. Все его тело расслабилось, когда он сжал мои бедра.
— Мне понравилось смотреть на трибуны и видеть тебя там сегодня.
— Мне понравилось быть там.
Он выпрямился и запустил пальцы в мои волосы, снимая резинку, которой я собрала хвост на работе. Когда пряди распустились, он собрал их в кулак, намотав на ладонь. Затем потянул, откидывая мою голову назад, чтобы завладеть моим ртом.
Он лизал и посасывал, постоянно меняя темп с медленного на быстрый. Жесткий на мягкий. Это означало, что я всегда была на шаг позади. Он контролировал ситуацию, а я была в его власти.
Это было освобождением, уступкой. Отпусканием.
Он что-то промурлыкал мне в губы, затем оторвался, отпустил мои волосы и развернул меня к зеркалу. Пока он целовал меня в шею, я смотрела на наше отражение в запотевшем стекле.
Мои щеки пылали, губы были влажными. Тело Раша окружало меня, высокое, широкоплечее, сильное и совершенное.
Когда он поднял голову, его глаза встретились с моими, мое сердце затрепетало.
Мы были прекрасны, мы были вместе. Каким-то образом мы подходили друг другу. Его сила и габариты дополняли мою миниатюрную фигуру и мягкие изгибы.
Легкая улыбка промелькнула на его губах, когда он потянулся к моему животу, чтобы расстегнуть резинку, удерживающую мои джинсы застегнутыми. Затем, расстегнув молнию, он стянул джинсы с моих ног, стягивая и трусики, пока я расстегивала лифчик.
Когда он встал, обхватив меня за плечи, его возбужденный член сильно прижался к моему бедру.
Я развернулась в его объятиях, мои руки потянулись к его шее, чтобы притянуть его вниз. Затем на мгновение настала моя очередь руководить.
Он позволил мне прикусить его губу, пока я протягивала руку между нами и расстегивала его джинсы, пока они не оказались на кафеле рядом с моими, а его член не запульсировал в моей руке.
— Ты нужен мне внутри, — прошептала я ему в рот.
Он подался бедрами вперед, быстро входя в мои объятия, пока я ласкала его. Его ладони легли на мою задницу, и он начал массировать мою плоть, сильно входя в нее. Затем он усадил меня на стойку, мрамор холодил мою обнаженную кожу.
Раш взял меня за колени, раздвинул их, прежде чем засунуть палец в мою щель.
— Ты промокла для меня?
— Промокла.
Он поднес палец к моему рту, проталкивая его мимо моих губ, пока я не почувствовала вкус себя на его коже. Это было впервые. Первые ощущения обычно сопровождались колебаниями или смущением, но вспышка жара в его взгляде была такой эротичной. Я лизнула его палец, засасывая его глубже, и его кадык дернулся.
— Черт, Фэй. — Он убрал палец, чтобы его место занял рот. — Ты хоть представляешь, что ты со мной делаешь?
— Раш. — Я медленно придвинулась к краю стойки, обхватив его бедро ногой, чтобы притянуть ближе.
Он поцеловал меня и подался вперед, заполняя меня целиком.
Я застонала ему в губы, когда мое тело растянулось вокруг его длины.
— Да.
— Ты чертовски приятна.
— Еще. — Я оперлась руками о столешницу, когда он взял меня за бедра, удерживая на месте, и начал двигаться, входя и выходя, пока я не превратилась в дрожащее месиво.
Мои стоны смешались со звуком льющейся воды в душе. От него исходил пар, покрывая мою кожу сиянием.
Раш ударял по тому месту внутри, снова и снова, каждым движением бедер.
Каждый раз, когда он входил глубоко, был момент, когда он оставался неподвижным. Каждое движение было обдуманным, как будто в его движениях был скрытый смысл.
Как будто он хотел что-то сказать.
Мои внутренние стенки начали трепетать вокруг него, мое тело все быстрее и быстрее приближалось к краю. Он просунул руку между нами и нашел пальцем мой клитор.
Одно прикосновение к комочку нервов, и я взорвалась. Каждая мышца напряглась и задрожала, когда я запульсировала вокруг него, сжимая и разжимая кулаки, и подгибая пальцы ног.
— Черт, — выругался он сквозь стиснутые зубы, его руки крепче сжали мои бедра. Затем он запрокинул голову к потолку и заревел от наслаждения, пока мы оба не выдохлись окончательно.
Я упала вперед, прижавшись к его груди, когда он заключил меня в объятия. Мы прильнули друг к другу, тяжело дыша, пока, наконец, мое сердцебиение не замедлилось, и я не открыла глаза.
Раш улыбнулся мне и нежно поцеловал в нос, прежде чем отнести в душ.
Он вымыл мне голову. Я вымыла его тело. А когда вода остыла, мы вытерлись и пошли к нему в постель, чтобы завалиться спать, не утруждая себя одеждой, свернувшись калачиком под простынями.
— Мне жаль по поводу твоей игры, — сказала я, уткнувшись носом ему в шею.
Он коснулся губами моего виска.
— Какой игры?
Раш
Мои ноги были закинуты на кофейный столик. По телевизору был включен канал «Э-Эс-Пи-Эн», звук был приглушен. А Фэй, свернувшись калачиком на диване, спала рядом со мной и пускала слюни на мою рубашку.
Это стало нашей привычкой по вечерам понедельников. Мы готовили ужин, а потом проводили остаток вечера, свернувшись калачиком, либо читали, либо занимались, либо смотрели телевизор, пока Фэй не засыпала, и я относил ее наверх в постель.
Она спала уже почти час, но я еще не был готов перенести ее. Пока не почувствую еще один удар. По крайней мере, я думал, что это был удар.
Моя рука лежала на ее животе, и минут тридцать назад я почувствовал легкое движение. Если бы мне пришлось ждать всю ночь, чтобы почувствовать его снова, я бы остался прямо здесь, на этом диване.
Входная дверь открылась, и Маверик вошел внутрь.
Он открыл рот, но прежде чем он успел заговорить, я прижал палец к губам и одними губами произнес:
— Тихо.
Он закатил глаза. Говнюк.
Из-под его ботинок на коврик в прихожей посыпались комья снега, и, прежде чем он успел закрыть дверь, внутрь ворвался поток холодного воздуха. Затем он с грохотом поставил рюкзак на пол и расстегнул пальто.
За последние несколько недель мы почти не разговаривали. Большую часть рождественских каникул он провел в родительском доме, общаясь с мамой. А мы с Фэй отправились на каникулы на ранчо.
Мама и папа семь дней буквально душили ее своей любовью. Поначалу на это было почти грустно смотреть. Не потому, что она не заслуживала любви, а потому, что
