Себе Шику отвел роль самого лучшего тюремщика. Он вновь посылал Кабесона в ресторан Лианы за едой для Селены и настойчиво убеждал ее не падать духом и как следует есть, чтобы поддержать силы.
— Они тебе понадобятся, — твердил он. — Вот увидишь, они тебе очень скоро понадобятся.
Но он и сам потерял всякий аппетит, похудел, страдал бессонницей, и Сервулу, глядя, как сын буквально тает, потеряв душевный покой и теряя следом здоровье, попытался открыть ему глаза на виновницу всех его бед.
— Шику, — обратился он к сыну, — оглянись вокруг. Посмотри на дону Камилу, которая скоро ослепнет от слез. Посмотри на свою невесту Селену, которая томится в клетке. Посмотри, наконец, на себя — издерганного и измотанного, и, посмотрев, скажи: когда ты, наконец, покончишь с этой недостойной комедией?
— О какой комедии ты говоришь? — переспросил Шику. — Прости, отец, я тебя не понял. Я слишком устал за последнее время, со мной лучше говорить не намеками, а прямо.
— Ты устанешь еще больше, бегая от правды, которой боишься взглянуть в глаза. Но ты должен это сделать, сынок. Ты ведь и сам в глубине души понимаешь, что во всем виновата женщина, которую ты сделал своей женой. Во всем виновата Аманда!
— Ты не смеешь так говорить, отец! Ты понимаешь, какое ты ей предъявляешь обвинение? — Шику даже привстал от возмущения.
— Так. Значит, предъявлять обвинений нельзя, а губить людей можно? — возмутился, в свою очередь, Сервулу. — Аманда заманила Селену в ловушку, и ты покорно идешь у нее на поводу и соглашаешься, чтобы все вы из-за нее страдали? Ты меня удивляешь, сынок! Где твой ум? Где твоя трезвость?
— Но я не могу поверить, что Аманда... — простонал Шику. — Не могу! Не могу!
— Вот проклятая баба! — рассердился Сервулу. — Как она запудрила тебе мозги!
— Нет, я никак не могу поверить, что Аманда могла так обойтись со своей сестрой! — продолжал настаивать на своем Шику.
— Да она и не сестра ей вовсе! — в сердцах возразил Сервулу. — Тиноку и дона Илда ее удочерили, и я сам сказал ей об этом, когда она тут оскорбляла и издевалась над всеми подряд — надо мной, над тобой, над Селеной. И надо сказать, что это поубавило у нее спеси!
Вот это новость! Шику и предположить такого не мог! Бедная Аманда! Она так гордилась, что она — единственная любовь своего отца, его наследница. Отец был ее идолом, ее кумиром.
Ему опять стало до безумия жаль эту женщину, что вознеслась до небес в своей гордыне и была низвергнута с этих небес и повержена в прах. Действительно в прах — жалкий инвалид, калека в коляске... Азеведу понимал, что творится с комиссаром, но не вмешивался. Шику должен был сам принять решение. А следователь из Рио между тем продолжал вести разговоры с Селеной, надеясь, что она припомнит еще какую-нибудь деталь, еще какую-нибудь подробность, которая выведет их на верный след.
Наконец Шику решил поговорить с Амандой. Он пришел под вечер в дом, который еще недавно считал своим, и попросил разрешения у доны Илды поговорить с ее дочерью.
— Если ты, в самом деле, просишь позволения у меня, то я тебе его не даю - Аманда и так слишком нервничает в последнее время. Вы опять поссоритесь. А ты знаешь, что с ней бывает после ваших ссор.
С тех пор как Илде стало казаться, что все вокруг ополчились против Аманды, она стала ее главной защитницей. Мать всегда на стороне слабого. А слабой сейчас была Аманда. В каком состоянии она вернулась с кладбища! Илда еле-еле ее успокоила. И дочка ей все рассказала. Как приехала и увидела ссорящихся Фриду и Селену. Как Селена навела на нее пистолет. Как Фрида бросилась к Селене, чтобы выбить его из рук убийцы, и получила пулю. Как вовремя подоспевший Адербал спас Аманду от верной погибели. Так чего еще хочет комиссар от ее дочери, которую он сделал несчастной, которой нанес оскорбление, предпочтя ей другую? А Селена! Мало того что отняла у ее несчастной девочки мужа, она еще пыталась убить ее! Правильно, что Шику посадил ее в тюрьму. Может, он еще одумается и поймет, с кем связался. Ошибки бывают у каждого. У Аманды тяжелый характер, но у нее прекрасная душа!
Илда в последнее время перессорилась из-за Аманды со всеми — с Лижией, с Орланду. Они призывали ее трезво взглянуть на происходящее, но она видела в них врагов. После последней ссоры Орланду ушел, в досаде хлопнув дверью.
— Когда ты прозреешь, позвони, — на прощание сказал он. — Я буду ждать.
И сейчас Илда стояла в боевой позе, приготовившись отразить очередную атаку.
Шику застыл в нерешительности, раздумывая, что ему предпринять. Но тут послышался голос Аманды:
— Шику пришел со мной поговорить? Оставь нас, пожалуйста, мама!
Илда не стала перечить дочери. Ее желание было законом.
— И ты, как и Лижия, считаешь, что я заманила Селену в ловушку? — начала с места в карьер разговор Аманда. — А тебе не кажется, что в ловушку попала я? Она отняла у меня все — дело, мужа, даже отца! Я всегда знала, что однажды проснусь и у меня ничего не будет. И вот этот день настал! Скоро весь город будет показывать на меня пальцем и смеяться надо мной. Отец, которым я так гордилась, оказался не моим отцом! Его забрала у меня Селена!
— Не передергивай, Аманда! Что ты такое говоришь? При чем тут Селена, скажи на милость? — недовольно поморщился Шику.
— Так ты хочешь сказать, что я лгу? Что всегда лгала? Что наша жизнь была ложью? Моя любовь? Наш брак? Моя преданность? Моя привязанность?
Аманда пошла в атаку, и комиссар оказался в роли ответчика. Но он не собирался отвечать, он собирался задавать вопросы.
— Лучше расскажи мне, Аманда, что произошло на кладбище, — начал он.
— Так ты пришел ко мне как комиссар полиции, а не как мой муж, с которым я прожила столько лет? Пришел по служебным делам? Но тогда я не отвечу тебе ни слова! Только в присутствии адвоката!
Аманда, по своему обыкновению, вспыхнула как порох и переменилась в одну минуту, только что она была несчастной и страдающей и буквально через минуту стала злобной и агрессивной.
Шику с тоской ощутил поднимающееся в нем привычное раздражение. И постарался с ним справиться.
— Но я задам тебе очень простые и конкретные вопросы. Почему мы с тобой не можем просто по-дружески побеседовать? Разве тебе есть что скрывать?
— Ты опять упрекаешь меня во лжи! Ты меня мучаешь. Тебе мало того, что я раздавлена, уничтожена. Я не знаю, кто я. Не знаю, кто мой отец. Все, во что я верила, больше не существует. И ты, кого я люблю, обращаешься со мной как инквизитор! Нет, это невыносимо! Невыносимо! Ты меня мучаешь! Как ты меня мучаешь!
Шику, наверное, посочувствовал бы ей, если б не знал наизусть эти истерические приступы. Для них всегда находился повод, как только Аманда хотела настоять на своем, не пойти навстречу, отстраниться.
