не наделал, вёл себя прилично, потому что меня согревала одна-единственная мысль: скоро это всё закончится, и тогда настанет время только для нас двоих. Для меня и Насти.
- Ты почему такой загадочный? - спросила она, как только мы распрощались со всеми и сели в машину.
Женщин обманывать нельзя. И тайны хранить долго не удаётся: они умеют чувствовать намного глубже и острее. Особенно, если внимательно наблюдают. Но к каким выводам придут - неизвестно.
- У меня для тебя сюрприз, - не стал я вдаваться в подробности. Но глаза Насти зажглись любопытством, и мне с трудом удавалось держать лицо кирпичом - не реагировать на её восклицания, взгляды, подколки.
- Орловский, - сказала она в сердцах. - Иногда ты похож на дуб-дерево - можно с разбегу о тебя убиться.
- Не надо убиваться, потерпи, Насть. Ну, что это будет за сюрприз, если я сейчас всё расскажу?
- Логично, - выдаёт она и меняет гнев на милость. Затихает, уютно устроившись у меня под боком.
Я веду её за руку по коридору, а перед дверьми в свой номер прошу:
- Закрой глаза. И не подглядывай, пожалуйста.
Она послушно опускает веки. Ресницы чуть подрагивают. И я ввожу её в комнату.
- Замри и не шевелись!
Ей не нравится, когда я командую, вижу, как корчит недовольную гримаску, но, посмеиваясь, зажигаю свечи. И пока Метёлкина не очнулась и не начала возмущаться, нежно целую в губы.
- Теперь можешь смотреть, - шепчу ей на ухо.
- О-о-о... - оглядывается она. - Вот это да-а-а!
Номер заставлен цветами. Розами, крупными ромашками и ещё какими -то - названий я не знаю. Нежные тона - от белого до глубокого лилового. Мерцают свечи, в ведёрке со льдом
- шампанское. Не знаю, нужно ли нам оно, но я хотел, чтобы выглядело романтично. Кажется, удалось.
- Ты передумал, да? - радуется она и тянется к моим губам. Я не сопротивляюсь. Наивная. Когда это Орловские отказываются от своих слов и намерений? Но сейчас ей об этом знать не обязательно. Я скажу ей об этом позже. А пока.
Я целую её и подталкиваю к кровати. Незаметно. Или медленно - пусть так. Я распускаю ей волосы и путаюсь в них пальцами.
- Доверься мне, - прошу очень серьёзно. - И ничего не бойся.
- А я и не боюсь, - шепчет Настя. И столько доверчивости в её глазах, что я невольно сглатываю, провожу языком по вмиг пересохшим губам.
Я не спешу. Любуюсь ею. Ловлю каждый вздох. Покрываю поцелуями лицо и шею, снимаю с неё одежду. Постепенно, очень томительно.
Она идеальная. Красивая. Смелая. И такая послушная в моих руках.
Ласкаю её руками и губами, а затем укладываю на постель. Мы горячие, а простыни холодные - контрастное сочетание, что заводит ещё больше.
Это безумство, сумасшествие, неистовая нежность, когда можно всё, не стесняясь, откинув прочь сомнения.
Она робкая и немножко неловкая. А я мастер, который точно знает, что делает и зачем.
Руки её, пальцы, запястья. Грудь, плоский живот, бёдра - везде касаются мои руки, губы и язык.
Я веду её по ступенькам вверх. Слышу учащённое дыхание и успеваю ловить пальцы, что пытаются меня раздеть. Я позволяю снять с себя рубашку, но не даю сделать всё остальное.
- Доверься и не спеши, - умоляю жарко, даря поцелуи.
И Настя наконец сдаётся. Плывёт по волнам чувственности, реагирует на каждое моё прикосновение. Раскрывается для меня, как бутон, заводится не на шутку. Выгибается навстречу, трётся об меня грудью и инстинктивно приподнимает бёдра.
Знойная песнь её тела. Дрожащая струна страсти.
И когда я касаюсь пальцами её женственной сути, она стонет, готовая щедро отдаться, но и получить своё.
- Сделай же что-нибудь, - умоляет она, закусив губу.
И я знаю, что могу сделать. Знаю, чего она просит и хочет.
Я веду её выше и выше. Больше нет под ногами ступенек. Есть только огромное небо, куда она смело шагает, расправив крылья. Самый первый в её жизни чувственный полёт. Самый первый экстаз. Сладкий стон, который я вырвал и выпил губами.
Я накрываю её телом, ловя отголоски дрожи. Я целую её глубоко, до головокружения, до остановки дыхания, когда так хорошо, что становится ненужным кислород. На короткий миг. Чтобы потом снова дышать, понимая: всё изменилось.
- Володя, - шепчет моя Настя и целует моё лицо. Жарко, короткими поцелуями благодарности. - А ты? - шевелит она бёдрами, а я прикрываю глаза и пытаюсь считать слонов, чтобы не сойти с ума.
Орловские не сдаются.
- А вместе со мной - после свадьбы, - говорю я ей твёрдо и перекатываюсь на свободное место, ложусь на спину и пытаюсь успокоиться. Душ. Мне срочно нужен душ. Руки мужчине в разных ситуациях служат верой и правдой. Самообслуживание, конечно, не девушка, но лучше так, чем умирать от неудовлетворённости.
Настька издаёт не вопль. Рёв мамонта. Кажется, меня сейчас либо убьют, либо изнасилуют. Не дамся ни на первое, ни на второе.
- Не бей меня. Я тебе ещё пригожусь, - закрываю голову руками и уворачиваюсь от Настиного напора. - И выкинь напрочь из головы всякую чепуху по поводу нашей несовместимости. Всё у нас совместимо, поверь.
- Орловский, ты невыносим временами, - падает она мне на грудь и затихает. Я чувствую её губы на своей коже. Кажется, меня украдкой целуют. Улыбка у меня - от уха до уха. Чёрт с ней, с неудовлетворённостью.
- Я знаю. Но я ведь тебе нравлюсь, правда?
- А это ты узнаешь после свадьбы, - мстит она и гордо шагает в душ. Я смотрю на голенькую Настьку и мысленно потираю руки. Кажется, я выиграл. Ей недолго осталось быть Метёлкиной.
52. Нас не поставить на колени...
Может, чья-то
