меня, этот телефонный звонок станет самым долгим в моей жизни.
Если бы я мог отложить звонок, я бы так и сделал, но Павел сказал, что это важно.
— Я надеялся, что не услышу тебя еще хотя бы несколько дней, — говорю я, когда он берет трубку.
— Да, но, думаю, тебе будет интересно это услышать. — Серьезные нотки в его голосе привлекают мое внимание. — Мы получили отпечатки пальцев одного из тех, кто напал на вас с Лизой в машине.
— И?
— Его зовут Юрий Жуков. Троюродный брат Сергея и Николая.
Темное чувство пробирается сквозь меня.
— Черт меня побери. Значит, Жуковы охотятся за нами… или за мной. Единственный общий знаменатель между засадой в порту и нападением на машину — это я.
Павел тяжело вздыхает.
— Похоже на то. Мы сравнили протекторы шин из нападения в порту с автомобилем, найденным во время перестрелки. Оба комплекта — одни и те же высокопроизводительные шины, которые практически невозможно найти в России. Только у нескольких человек есть деньги или интерес, чтобы их импортировать. Думаю, можно с уверенностью сказать, что оба автомобиля поступили из одного источника.
— Я бы спросил, почему они нацелились на меня, но, по-моему, все ясно. — Я качаю головой, вышагивая взад-вперед по короткой, плотной линии. — Я возглавляю сделку по доставке.
— Ты думаешь, они хотят испортить нашу сделку?
— Более того, я думаю, они хотят нас устранить. — Я передернул плечами и застонал. — Мы — самая крупная рыба в России. Убери синдикат Белова, и ты расчистищь путь к доминированию организованной преступности в стране.
Павел бормочет проклятия под нос.
— Союз с Петровичами, конечно, был бы хорошим способом укрепить их власть.
Волосы на моих руках встают дыбом.
— Работать вместе, чтобы раздавить нас. Чертовски смело, надо отдать им должное. Даже если все, что им удалось сделать, это подписать себе смертный приговор.
— Нам все равно нужно больше информации, — говорит Павел. — Виктор поручил нашим хакерам перелопатить все журналы и видеозаписи с камер наблюдения в порту, а Савин прибыл туда сегодня. Что бы там ни произошло, мы скоро об этом узнаем.
Моя челюсть сжимается, а в кишках поселяется тяжесть.
— Я свяжусь с Максимом. Позвони мне, если узнаешь что-то еще. Что бы это ни было.
Как только мой разговор с Павлом заканчивается, я пишу Максиму, что нам нужно поговорить как можно скорее. Хотя я бы предпочел, чтобы Лиза стояла на коленях, держась за изголовье кровати, мне нужно проинформировать Максима — война на горизонте.
Лиза
Я не могу в это поверить. На моем торговом счете миллион долларов. Я заработала достаточно денег, чтобы расплатиться с Анатолием.
Я пристально смотрю на цифры на экране. Я проверяю раз, два, обновляю приложение, чтобы убедиться, что это не просто глюк или мои глаза обманывают меня, но это реальность. На моем счету стоит единица с шестью нулями. Деньги, которые я заработала сама.
День назад я вложила деньги в высокодоходные и рискованные технологические акции, которые, как я чувствовала, должны были взлететь, и они окупились с лихвой. Меня охватило волнение. Если бы я захотела, я могла бы выписать Анатолию чек сегодня и уйти от него навсегда.
Свобода в пределах досягаемости.
Моя грудь взрывается чем-то ярким и счастливым, и первый инстинкт — побежать и рассказать Роману. Упасть в его объятия и праздновать вместе с ним.
Но я не могу этого сделать. По крайней мере, не из-за этого.
Я уже собираюсь убрать телефон, когда на экране высвечивается номер Софии. На моем лице появляется широкая улыбка — наверное, она звонит, чтобы рассказать о спектакле.
— Привет! Как все прошло? — Я прижимаю телефон к уху. — Ты поразила зрителей своим исполнением "До-ре-ми"?
— О чем ты вообще говоришь?
Моя кровь застывает, как только я слышу в трубке голос матери.
— Мама? — Я задыхаюсь. — Что случилось с Софией?
— Ты эгоистичное отродье. Я забрала телефон Софии, потому что знала, что ты ответишь только на звонок сестры. Что за неблагодарность прятаться за несколько дней до своей громкой свадьбы и отказывается отвечать на звонки матери и жениха?
Холодный пот покрывает мою кожу, а в груди завязывается тугой узел дискомфорта.
— Ты знаешь, почему я должна была…
— Ты думаешь, я поверю, что ты скрываешься из-за нападения, целью которого ты явно не была? Ты используешь это как предлог, чтобы избежать свадебных обязанностей. Где вы с Кирой? На курорте в Будапеште или на лыжах в Гштааде?
— Ничего подобного. — Я ожесточаю свой голос. Я не позволю ей говорить со мной в таком тоне, не после всего, чем я пожертвовала ради нее и отца. — Я вернусь домой как раз к репетиционному ужину. Вы с Талей все сделали, вы никогда не просили моего участия, так что я не понимаю, в чем дело.
— Анатолий сходит с ума, — ругает она. — Честно говоря, я не понимаю, что на тебя нашло в последнее время. Ты ведешь себя так, будто выйти замуж за одного из самых богатых людей России — это труд.
Горечь обжигает горло, и я не могу сдержать вырвавшихся слов.
— Это рутина! Хуже, чем рутина. Он ужасен. Я все перепробовала, чтобы у нас все получилось. Я делала все, чтобы он был счастлив, но этого никогда не было достаточно. А тебе все равно, лишь бы деньги продолжали поступать на твой банковский счет.
Моя мама раздраженно цокает.
— Ты говоришь как плаксивый ребенок. Что ж, считай, что тебя предупредили. Если ты сейчас же не вернешься домой, Анатолий женится на твоей сестре.
Воздух покидает мои легкие с сильным толчком.
— Нет… ты не можешь. Ей семнадцать лет! Как ты могла согласиться на это?
Голос моей матери понижается до отвратительного шипения.
— Ей скоро будет восемнадцать.
— А она знает? Ты ей уже сказала? — спрашиваю я, задыхаясь.
— Нет. Мы не собираемся давать Софии время на побег, как ее сестре. Пока она в школе, но если у тебя есть хоть какая-то надежда исправить нанесенный тобой ущерб, я советую тебе собрать вещи и вернуться домой прямо сейчас. — Честно говоря, Анатолий не в себе; тебе придется сделать все, что в твоих силах, чтобы добиться его прощения.
В груди все сжалось. Каждый инстинкт в моем теле кричит, чтобы я прекратила это безумие прямо сейчас. Чтобы я вывела маму на чистую воду.
— Послушай меня, мама. Это не обязательно должно быть так. У меня есть деньги, чтобы вернуть Петровичам то, что мы им должны. Мы наконец-то сможем стать свободными.
