Он, похоже, не прочь был поспорить, но вместо этого отвернулся и раздраженно оттолкнул переносной столик.
— Послушай, Марси, я ценю…
— А как насчет Зануды?
Он внимательно посмотрел на женщину. С детства морковного цвета волосы посветлели и стали светло-каштановыми с золотыми искрами. Они по-прежнему вились и были непослушными, но она научилась их искусно укладывать.
Много лет она безрезультатно пыталась загореть, моля Господа о том, чтобы все ее веснушки слились в одно сплошное пятно. После того как она несколько раз сильно обгорела и затем долго ходила облупленная, Марси в конце концов отказалась от этих бесплодных попыток. Раз уж у нее не получается гладкого золотистого загара пляжных кисонек, значит, надо пойти в направлении прямо противоположном — подчеркивать белизну своей кожи. Теперь та, казалось, просто светилась, что нередко с завистью отмечали женщины ее возраста, которые много лет нежились на солнышке, а теперь расплачивались за свой роскошный загар складочками и морщинками.
Очки сменили контактные линзы, а пластинки, годами выпрямляющие зубы, подарили ей в конце концов идеальную улыбку. Тело-тростиночка ныне налилось и стало женственным. Она все еще оставалась поразительно стройной, но это была модная, а не уродливая худоба. Выпуклости под дорогой и элегантной одеждой отнюдь не уродовали ее, а напротив, делали соблазнительной женщиной.
Где он, тот неуклюжий книжный червь, которого все ребята звали Занудой? В те годы, когда самые интересные девушки в ее классе становились участницами физкультурных и танцевальных команд, она была капитаном дискуссионного общества и президентом латинского клуба.
В то время, когда ее более фигуристых одноклассниц короновали как возвращающихся домой Королев и Возлюбленных Валентинова дня, она получала награды за выдающиеся успехи в учебе. Родители успокаивали Марси тем, что это важнее, чем победы в конкурсах популярности, но девушка прекрасно понимала, что это по крайней мере только половина успеха. Она променяла бы все свои свидетельства и грамоты на одну усеянную фальшивыми бриллиантами диадему и коронационный поцелуй президента класса Чейза Тайлера. Мало кто догадывался, что ученица, удостоенная чести произнести речь на выпускном, мечтает о чем-то ином, нежели признание ее академических достижений. Действительно, ну откуда им знать? Зануда оставалась Занудой, и никому и в голову ничего не приходило, кроме восхищения тем, как она здорово соображает.
Но теперь Чейз прозрел и оценил ее внешность.
— Почему-то прозвище «Зануда» не идет к такой изящной леди.
— Спасибо!
— Не за что. Ну так о чем я там говорил…
— Ты дал мне понять, чтобы я к тебе не приставала.
Чейз пригладил рукой непослушные волосы.
— Это вовсе не означает, что я не ценю все, что ты сделала для меня, Марси. Ценю.
— И тем не менее хочешь, чтобы тебя оставили в покое.
— Точно.
— И ты мог бы беспрепятственно наслаждаться своими страданиями.
— Опять угадала. А сейчас, если ты не собираешься лицезреть как я буду вылезать из постели с одной только повязкой на ребрах, тебе лучше попрощаться и уйти.
— Ты что, и впрямь намереваешься выйти из больницы?
— Конечно.
— Но сегодня утром тебя даже врач не смотрел!
— И не надо, я и так знаю, что у меня треснуло несколько ребер. Ничего такого, что не прошло бы после пары дней в постели. Но лучше уж провести это время где-нибудь в другом месте, там, где виски не слишком большая редкость.
Чейз с трудом сел. От боли у него перехватило дыхание, на глаза навернулись слезы. Лицо его исказилось, и он заскрежетал зубами.
— Интересно, о чем ты думаешь? — спросила она. — В таком состоянии ты даже за руль сесть не сможешь.
— Справлюсь.
— И наверняка при этом угробишь себя.
Он повернул голову и пронзил ее многозначительным взглядом:
— Пожалуй, мне следовало бы взять у тебя уроки безопасного вождения…
Разве можно было уколоть еще больнее! Марси чуть не рухнула от этих слов: кровь отлила от головы так быстро, что она почувствовала себя на грани обморока.
В ту же секунду Чейз резко уронил голову на грудь и длинно вполголоса выругался. Затем в комнате воцарилась прямо-таки давящая тишина.
Наконец он поднял глаза.
— Извини, Марси!
Она нервно сжимала кулаки, невидяще уставившись прямо перед собой.
— Мне постоянно кажется, что ты обвиняешь в том несчастном случае меня…
— Нет. Клянусь, что нет!
— Сознательно, может быть, и нет. Но втайне, в душе…
— Ничего подобного. Я не подумал, сказал глупость. Имея в виду, что превращу тебя во врага. Я не могу… — Он беспомощно всплеснул руками. — Иногда меня охватывает такая злость, что я свирепею и причиняю боль любому, кто подвернется под руку. Вот почему я плохой собеседник. Вот почему я хочу, чтобы меня оставили в покое.
Душевная боль Чейза была столь очевидна, что Марси без труда простила его за неосторожное слово. Он словно раненый, загнанный в угол зверь не позволял приблизиться к себе тому, кто хотел ему помочь. Спустя два года после смерти Тани он все еще зализывал свои раны. Если ничего не предпринять, то они никогда не заживут: только воспалятся и станут еще болезненнее. Чейз был не в состоянии справиться сам.
— Ты все-таки хочешь уйти из больницы?
— Да, — ответил он. — Хоть ползком.
— Тогда разреши мне отвезти тебя домой, в Милтон-Пойнт.
— Даже и не думай!
— Образумься, Чейз. Где ты приткнешься? Клоун уехал в Канаду, кто теперь тебя приютит?
— У меня полно других знакомых из родео, у которых я мог бы остаться.
— И кто обеспечил, а может, и не обеспечил бы тебе надлежащий уход. — Она подошла поближе и положила ему руку на плечо. — Чейз, позволь мне отвезти тебя в Милтон-Пойнт.
Он упрямо выставил вперед подбородок:
— Я не хочу возвращаться домой.
Чего он не знал, так это того, что Марси бывает столь же упряма, как и он. Правда, она проявляла свою несгибаемость только тогда, когда другого выхода не было.
— Тогда я позвоню Лаки и посоветуюсь, что мне с тобой делать.
— Черта с два! — взорвался он и поднялся с постели, качаясь от слабости. — Не впутывай в это мою родню. Я прекрасно обойдусь своими силами.
— О конечно. Ты ведь еле стоишь!
Чейз скрипнул зубами от беспомощности и боли:
— Пожалуйста, уйди и оставь меня в покое.
Марси выпрямилась в полный рост.
— Я не хотела касаться этой щекотливой темы, Чейз, но ты не оставляешь мне выбора. Встает вопрос о деньгах.
Эта фраза его озадачила. Несколько мгновений он недоуменно смотрел на женщину, потом, нахмурившись, проворчал:
