Отчаявшись, я обратилась за помощью.
— Не можем ли мы получить обычные крепкие ботинки? — спросила я у баронессы Матильды, вконец измученная поисками перчаток, галош и чулок.
— Мы потеряли две левые перчатки, — должна была признать я в другой раз. — Но неужели шерстяные рукавицы не подойдут детям больше? Это и дешевле и удобнее. И знаете, баронесса, Wetterfieck был бы для каждого из них в самый раз.
— Что?
— Но, баронесса, сейчас все носят Wetterfieck, — я улыбнулась ее бессмысленному взгляду. — Вы знаете, это шерстяные накидки с капюшоном. Тогда мы могли бы избавиться от этих противных зонтов.
— Мне всегда казалось, что зонтик создает определенные неудобства, — сказала она наконец. — Хотя, может быть, детям действительно так удобнее… Но имейте в виду, — она вздохнула с видом человека, не желающего брать на себя ответственность, — вряд ли капитану это понравится.
Отправив старших детей в школу, я занималась с Марией и Иоганной. Последняя уже начинала вместе с другими каждый день храбро ходить за две мили в школу. В Австрии не было школьных автобусов. Маленькая Иоганна была совершенно измучена своими каждодневными дальними прогулками, поэтому было решено, что весь первый класс учить ее буду я. Это было одно удовольствие — учить вместе таких разных детей. Мария была очень робка и стеснялась. Как обычно и бывает с детьми со слабым сердцем, она всегда держалась очень тихо. Естественно, она никогда не бегала, не лазала по деревьям, не играла ни в какие сумасшедшие игры.
Как трудно для ребенка постоянно быть в стороне, когда другие дети играют и резвятся! Но Мария оказалась исключением. Она никогда ничем не проявляла неудовольствия и всегда держалась со мной очень дружески. Лишь однажды я заметила на ее лице выражение страстной, почти предельной зависти, когда она наблюдала за своими братьями и сестрами, занятыми шумной игрой. Впервые увидев это выражение в ее глазах, я решила, что сделаю все, что в моей власти, чтобы хоть как-то компенсировать ей те жертвы, которые она вынуждена приносить, хотя и не по своей воле.
Перво-наперво, я постаралась, чем только было возможно, сделать наши занятия как можно интереснее для нее. Она была умной девочкой и схватывала все буквально на лету. Мы изучали двенадцать основных предметов: религия, грамматика, сочинение, литература, история, география, физика, ботаника, французский, геометрия, алгебра и латынь. Кроме того, у нас были декоративное вышивание и музыкальная теория. Мария была особенно сильна в математике, естественных науках и музыкальной теории, хотя и остальные предметы ей давались без особых усилий. За шесть недель мы кончили курс первого класса школы. Я была поражена таким энтузиазмом и трудолюбием. Я была просто вынуждена заходить в ее комнату и отрывать ее от занятий, говоря:
— На сегодня довольно, Мария. Давай поиграем в трик-трак.
Она обычно поднимала свое маленькое возбужденное личико с горящими глазами и, указывая на какую-нибудь алгебраическую задачку или замысловатый геометрический рисунок, отвечала:
— О, это так интересно, фрейлейн Мария!
И все время, пока она была счастлива, я думала, что просто не делаю ничего, что могло добавить новые «нельзя» ее изболевшемуся сердцу.
Мария определенно была необыкновенным ребенком. Она держала обычно свои желания при себе, но однажды все же призналась:
— Я не очень сильно огорчена тем, что не могу бегать вместе с остальными, но что меня действительно огорчает, так это то, что я вынуждена отказаться от уроков игры на фортепиано.
Я вспомнила, что недавно обнаружила в музыкальной комнате два коричнево-красных скрипичных футляра.
— Ах, какая прелесть! Кто же здесь играет на скрипке? — воскликнула я, обращаясь к баронессе.
— Сейчас никто.
Теперь, помня о словах Марии, я пошла к баронессе и спросила:
— Можно, я отнесу одну скрипку к Марии? Пусть она лежит у нее, а девочка каждый день понемножку упражнялась бы в игре на ней.
Баронесса не отказала. Мне даже было разрешено подыскать учителя, который приходил бы дважды в неделю и учил бы Марию игре на скрипке. Девочка сияла от счастья, а ее маленькие хрупкие пальчики оказались очень ловкими в игре.
Иоганна была непохожа на свою сестру. Мне никогда не приходилось отрывать ее от занятий. Нет, совсем наоборот! Маленькая леди обладала неплохими способностями для учебы, но слишком любила всяческие удобства. Отсидев за партой первые полчаса, она обычно пыталась вскарабкаться мне на колени, «потому что так лучше слышно». Вообще, она отличалась невероятной выдумкой, когда речь шла о том, чтобы как-то отвлечься от занятий, а заодно отвлечь и меня.
Эта пухленькая малышка с бледным лицом, розовыми щеками и черными как смоль волосами была настолько миловидна, что прохожие на улицах оборачивались и смотрели ей вслед. У нее были большие выразительные темные глаза, а когда она улыбалась, на ее щеках появлялись ямочки. А улыбалась она всегда.
Крошка Мартина, однако, разительно отличалась от обеих моих учениц. У нее, казалось, не было никаких определенных привязанностей. Она не хотела, чтобы ее целовали или обнимали. Когда я пыталась посадить ее к себе на колени, она упрямилась. Она редко улыбалась. Я удивлялась этой сердитой маленькой девочке с мальчишечьим характером. Хотя, учиться ей очень нравилось. Она могла часами стоять рядом с Иоганной, спрятав руки за спину и внимательно наблюдая своими большими темными глазами за всем, что я говорила или делала. Однако, если я оборачивалась к ней и пыталась задать вопрос, она сразу ныряла под стол и тихо, как мышка, сидела там до конца урока. В то же время она совсем не была такой робкой и застенчивой, какой казалась сначала. Если ей чего-то хотелось, она всегда об этом говорила. Она казалась мне невозмутимым и прозаичным, лишенным фантазии человечком, пока я не увидела, как она нежно и заботливо обнимает плюшевого медвежонка Тодди, с которым была неразлучна. Я достаточно ясно знала, что детское доверие подобно укрепленному замку, к которому нужно найти верный ключ. Бесполезно пытаться взломать двери и ворваться внутрь силой. И если я еще не получила права на то, чтобы войти внутрь, я должна терпеливо ждать снаружи.
Школа в городе начинала работать в восемь часов и заканчивала в двенадцать. Разумеется, кафетериев там не было, и обедать дети ходили домой. Четыре раза в неделю их ждали домой часам к двум, потому что по этим дням было больше уроков — четыре или пять. В среду и субботу после полудня они были свободны.
Наша вилла была окружена огромным, очень красиво спланированным садом. Вплотную к дому подходили ряды георгинов, хризантем, астр и многих других цветов и кустарников, которых я никогда раньше не видела. Посыпанные гравием дорожки, разделявшие отменно содержавшиеся газоны, вели к обширным лугам, на которых росли маленькие группы исключительно красивых больших деревьев — вязов, кленов и сосен. Эти обширные владения с одной стороны были окружены лесным массивом. На другой, спрятавшись за широкой завесой arbor vitae, были гараж, коровник и теплица, где выращивались овощи, от которых дорожка, окруженная зарослями смородины и крыжовника, вела в большой фруктовый сад.
