Пятнышко становилось то больше, то меньше, а то и вовсе исчезало, но она уже знала, что оно где-то там, впереди, и это придавало ей сил. Она была уверена, что там её спасение и ещё упорнее двигалась вперед. Но, чем дальше она бежала, тем гуще и темнее становился лес, тем ожесточённее её царапали ветки. У неё появилась злость, и она придала ей новых сил. И вот, когда пятно стало совсем близко, она вдруг резко остановилась. Перед её ногами разверзлась огромная чёрная пропасть. И не было видно ни её глубины, ни края. Марина с угасающей надеждой посмотрела на удаляющийся свет. Она хотела перепрыгнуть, перелететь эту черноту, но у неё не было ни сил, ни крыльев, чтобы это осуществить.
Её охватило отчаяние, и вдруг земля под ногами задрожала, затряслась, и она закричала.
– Марина, Мариночка, проснись! – Семён осторожно тряс жену за плечо. – Марина!
Марина вскочила и услышала звук своего крика. Пару секунд она сидела и таращилась в пустоту, потом повернула голову и увидела обеспокоенное лицо мужа.
– Что-нибудь приснилось? – спросил он.
– Да, – прохрипела Марина, – опять этот сон. Только теперь я поняла почему бегу: я не убегаю, а догоняю.
– И что же это?
– Не знаю. Я видела просто пятнышко света. Но я знала, что это именно то, зачем я бегу.
Она замолчала.
– Прости, я тебя напугала. Это просто навязчивый сон. Видимо, нервы шалят, «перегрузка», – она попыталась улыбнуться. – Давай спать.
Семён выключил лампу, и комната погрузилась в темноту. Это только в детстве темнота пугает, а когда становишься взрослым, то иногда бывает спасительной: можно притвориться, что спишь и думать, думать…
Перед ней вдруг открылась вся пропасть потери любимого человека, и ужас состоял в том, что он был для неё не только любимым. Просто за долгие совместные годы они так «прикипели» друг к другу, что стали роднее всех кровных родственников, они стали единомышленниками, друзьями, даже большими, чем они с Ларкой. Так получилось, что он занял почти всё свободное пространство в её личной жизни и, поэтому, их разрыв предвещал катастрофу. Глобальную, масштабную катастрофу для её личности. Это было бы сродни ампутации какого-нибудь жизненно-важного органа, которого было бы не просто страшно лишиться, а само её существование было бы подвержено смертельной опасности.
Такое «срастание» мужа и жены, мужчины и женщины, наверное, идеальный вариант для семьи, для брака, но он хорош, если эмоции взаимны. Если же это односторонняя привязанность, то кто-то превращается в жертву, в заложника своих чувств. Человек оказывается на краю бездны, и если у него не хватит душевных сил справиться с этим, то она его поглотит.
Такие невесёлые мысли бродили в голове Марины. Она никак не могла поверить, что всё это происходит с ними. Ведь до последнего момента они, действительно, были счастливы. Это не была игра, притворство, потому, что счастье невозможно сымитировать. Невозможно изобразить блеск глаз, нежность прикосновений, радость встреч и грусть разлук. Влюблённый человек хоть и слеп, но невозможно быть слепым на протяжении десяти лет. Никто не смог бы притворяться так долго, это можно изобразить на стадии ухаживания, но уже чрез полгода человек устаёт от чужой «роли» и становится собой.
Конечно, их «семейная лодка» не всегда носилась по бушующим волнам страсти. Как и любая природная стихия, она то затихала, то снова бурлила. Невозможно всё время жить на пике эмоций, это противоестественно, и это – нормально.
Главное, что она всегда чувствовала – прочный и незыблемый фундамент их отношений. Конечно, она иногда ревновала и позволяла себе некие колкости на этот счёт, но и сама использовала лёгкий флирт, чтобы несколько растормошить их повседневную жизнь. Но это были такие мелочи, что они оба понимали их несущественность. Их язвительные перепалки всегда заканчивались романтическим примирением. Это больше походило на некий спектакль, и актёрами и зрителями в нём были они сами.
Марина вздохнула: «Какое же это было чудесное время. Видимо, мы этого не понимали. Мы просто жили и думали, что так все живут, что это «обычно». Никогда не ценишь то, что имеешь, а когда это уходит, то не знаешь как вернуть».
И, вот теперь, Марина поняла, что это было «не обычно», что люди годами ищут свою «половинку» и мечтают о ней. Десять лет безоблачной жизни, десять лет любви и счастья!
Сколько пар могут этим похвастаться? Сколько мужчин и женщин ждут этого чуда? А что сделала она, Марина, чтобы сохранить его? Наверное, ничего. Она просто любила и купалась в своём счастье. Наоборот, позволяла себе быть недовольной, придираться по пустякам, капризничать, повышать голос, нудеть и… стыдно вспомнить, сколько ещё всего, что могло капля за каплей разрушать их маленький мир.
Марина вздохнула ещё раз: «Нельзя, наверное, так привязываться к человеку, иначе попадаешь в зависимость». Она приложила ладони к вискам: «А разве любовь бывает независимой?»
На столе зазвонил телефон. Звонок был внутренний.
– Алло. Хорошо, Вадим Петрович, сейчас зайду.
Марина встала и на немой вопрос сослуживицы ответила:
– Шеф.
Та сжала кулак и потрясла им в воздухе, что означало: «Мы с тобой». Марина кивнула.
Перед дверью в кабинет она притормозила, одёрнула пиджак и постучала. Не дождавшись ответа, постучала ещё раз и вошла. Шеф разговаривал по телефону, он жестом пригласил садиться. Марина села, сложила руки на коленях и спокойно ждала, когда он закончит разговор.
Шеф хмурил брови и «играл» желваками. Разговор, видимо, был не из приятных. Вадим Петрович был молод, энергичен и деловит. Он был на два года младше Марины, но никто из сотрудников не решился бы назвать его «Вадимом». Для всех он сразу стал «Вадим Петровичем» и только старые складские работники позволяли себе называть его «Петровичем». Офисные сотрудники между собой называли его «ВП», для краткости, или просто «шеф».
Пепельные волосы, серо-голубые глаза, подтянутая фигура – делали его завидным женихом для незамужних дам. Но колючий стальной взгляд пугал их и держал на расстоянии. Марина была одна из немногих сотрудниц, кто не ёжился под этим взглядом. Во-первых, она была «безнадёжно» замужем, во-вторых, похожий пронзительный взгляд она видела каждый день дома.
Шеф закончил разговор и посмотрел на Марину. Она ждала. Некоторое время он молчал, потом произнёс:
– Марина, последнее время Вы какая-то… потерянная. Что-нибудь случилось? Может быть Вам нужен отпуск?
– Спасибо, Вадим Петрович, но отпуск мне не нужен. Это просто хандра. Осень, слякоть… это пройдёт. Простите, – зачем-то добавила она.
– Ну, что ж, тогда, если Вам не трудно, отвезите, пожалуйста, вот эти документы, – он кивнул головой, указывая на синюю папку, – на Производство. У них курьер заболел, а это срочно. Это, конечно, не входит в круг Ваших обязанностей и если…
