— С тобой, вообще-то поздоровались, — бормочет Юлька недовольно, а я делаю вид, что мне жизненно важно достать телефон из сумки.
— Мама звонила. Минутку.
Я отхожу к окну и набираю мамин номер. Она отзывается быстро. Пару минут мы разговариваем, но я ей объясняю, что мне пора. Мы с активным потоком студентов, стремящихся, видимо, тоже отогреться в столовой, направляемся к довольно узкой лестнице в конце рекреации. Я замечаю, что старшекурсники, что-то громко обсуждая и гогоча, спускаются впереди, уже почти достигнув подножия лестницы.
И тут всё происходит слишком быстро. Испугаться я толком и не успеваю, но вот потом ещё не раз заставлю себя прочувствовать возможные последствия.
Парни с первого курса, что играли тетрадкой девушки, слишком уж разошлись. Они смеются, оббегают друг друга, толкаются. И вот, когда я уже одной ногой спускаюсь на первую ступень лестницы, одни из тех парней как раз решает оббежать другого возле нас. Он случайно цепляет меня плечом, хватается за перила, чтобы не покатиться кубарем вниз. Он-то хватается, а я нет. В руке зажат телефон, и я просто не успеваю среагировать. Только вскрикнуть. И будто в каком-то жутком фильме, где душа вылетает из тела и наблюдает за происходящим, я понимаю, что, соскользнув туфлями с нескольких ступеней и так и не сумев зацепиться, лечу вниз с лестницы. Спустя долгое мгновение страха, воздух выбивает из лёгких, когда крепкие ладони жёстко обхватывают мою талию, резко тормозя падение. Максим по инерции движения высоко поднимает меня над головой, а потом, развернувшись, ставит на ноги. Удерживает так пару секунд, потому что мои ноги подкашиваются. Вокруг раздаются хлопки и прочие «нифига ты выдал, Макс!», «она бы шею нахрен свернула» и прочее.
Дождись репетиции, Пёрышко, — Максим Ларинцев криво улыбается, будто только что сделал обычную танцевальную поддержку, а не выхватил на ходу падающую с лестницы девушку. — А если бы я не успел? Ты мне вообще-то нужно целой и невредимой.
А у меня бьёт в мозгу только чьё-то «она бы шею нахрен свернула». Секунды до возвращения в ад. И вместо того, чтобы поблагодарить парня, предотвратившего новый кошмар, я лишь молча отворачиваю голову и начинаю дрожать, с трудом отцепляя судорожно сжатые пальцы от его футболки.
— Господи, Нина, ты цела? — подлетает Юлька, держа в руках мой вывалившийся во время падения телефон.
Какой-то частью мозга, отрешённо наблюдающей за происходящим вокруг, я замечаю, что народ вокруг рассасывается по своим делам, не предавая больше значения случившемуся.
— Цела, — за меня отвечает парень. — Но, по-моему, здорово испугалась. Ты её чаем, что ли, напои.
— Да какой чай, коньяка ей жахнуть надо, — слышится сзади.
— Русик, отвали, — отмахивается Максим. — Поняла, Юль? Отпаивай, давай, вечером она нужна мне на репетиции адекватной.
— Я здесь, вообще-то, — отзываюсь, всё ещё дрожа, но уже начиная злиться, что меня принимают за предмет мебели.
— До вечера, Принцесса. Я заеду в шесть.
И просто уходит, продолжая беседу с парнями на том, где остановился.
Глава 8
Макс.
— Аля, я отцу уже всё сказал. И ты знаешь, что ничего не изменится.
Сестра кисло прощается и кладёт трубку. Я откидываюсь на спинку дивана, переводя дыхание. С сестрой у нас разница в пять лет. Она опекала меня и всегда поддерживала, ещё по детству прятала в своей комнате в нашем огромном доме, когда отцу вдруг казалось, что я недостаточно в чём-то хорош, и пора бы ему исполнить свой родительский долг. А именно: впороть мне ремня или, если уж он был особо добр, проесть мозг нотациями. Однако, я быстро смекнул, что папаша мой — хоть и удачливый бизнесмен в фармабизнесе, но человек со слабостями. Как только я лет в одиннадцать показал ему запись на своём телефоне, где он творчески жарил провизоршу одной из аптек нашей сети, так отношения чудеснейшим образом стали улучшаться. А точнее отец просто отвалил от меня со своими нравоучениями и воспитанием. Но Аля всё ещё не теряла надежду, что у нас ним что-то наладится, и мы поймём друг друга.
Недавно батя узнал, что Ромыч уже начал работать в строительной фирме своего отца, и после четвёртого курса, скорее всего, полностью посвятит себя фирме, перейдя в универе на индивидуальный график обучения. И, видимо, и моему захотелось, чтобы я оказался под боком. Но у меня на жизнь другие планы, и универ я собираюсь закончить как положено. Разница у нас с Должановым в том, что Роману всего этого семейного бизнеса хочется, а мне — нет.
Срабатывает будильник-напоминалка, и я рывком подрываюсь с дивана. Уже почти шесть, а балерина будет ждать меня в шесть пятнадцать. Странная она, девчонка эта. На надрыве вся какая-то. Пойми, что там в её голове. Ещё тогда в такси заметил, что осторожничает слишком, напряжённая. И взгляд её из-за угла дома въелся, запомнился. Но пахнет вкусно.
Но самое странное — её реакция на меня. Чёрт знает, может, она на всех так реагирует, но работать с ней в паре оказалось сложно. Она должна подстроиться, я чувствую, только вот пока не могу понять, что нужно для этого сделать мне. Необходимо научить её доверять. Но сперва понять причину, почему эта Нина-малина выпускает колючки.
Ещё и сегодня загремела с лестницы. Убилась бы нахрен только так. Сам не знаю, как так извернулся и поймал. Наверное, рефлексы сработали. С Верой когда-то такие фишки проворачивали с поддержками, что самому сейчас страшно, потому что по краю ходили. Но это была Вера — сумасшедшая и бесшабашная. И где она теперь? Второй год под замком.
Ладно, сегодняшняя репетиция покажет. Надо из Одетты вытрясти что да к чему с ней.
Ехать до её дома совсем недалеко, живёт всего в паре домов от моего, в начале соседнего квартала. Когда подруливаю к подъезду, она уже ждёт. Слава Богу, сегодня оделась потеплее — пальто до колен тёмное натянула и берет как у художников. Интеллигентная и правильная девочка.
О нет, нет! Ощущаю, как просыпается спортивный интерес. Нельзя. С такими потом проблем не оберёшься. Они ждут цветочки, колечки и билеты на филармонию. А я терпеть не могу филармонию.
Моргаю фарами и изнутри открываю пассажирскую дверь, приглашая Пёрышко. Она семенит от подъезда, внимательно приглядываясь в уже прилично загустевших сумерках, а потом ныряет в машину.
— Привет, — говорит негромко.
— Привет, Принцесса.
Салон заполняется лёгким, едва ощутимым ароматом, который я успеваю поймать от её волос, когда помогаю пристегнуться. Мышь, а не девчонка — напряжённая, только что не трясётся.
На дорогу выруливаю плавно, обратив внимание, как она сразу же вцепляется в ручку, стоит едва ли мало-мальски набрать скорость.
— Максим, — прочистив горло, подаёт голос довольно твёрдо. — Я тебя не поблагодарила сегодня за то, что поймал там на лестнице. Спасибо.
— Так выбора у меня не было. Ты бы и сама шею свернула и меня бы припечатала.
Боковым зрением наблюдаю, что она снова вся сжимается. Чёрти что, блин. Вот так Жанна Викторовна, подогнала экземпляр. Но с другой стороны, и выбора-то особо не было. А те, что были, и не выбор вовсе.
Дальше до «Элегии» мы едем молча. Чтобы не смущать девчонку тишиной, делаю музыку чуть громче, но она морщится. Точно принцесса — «Андеды» ей, видите ли не заходят, а ведь я врубил самую лайтовую подборку. Возле клуба паркуюсь, иду к двери, Нина молча плетётся сзади. Здороваемся с вахтёршей, я беру ключ от танцкласса.
Внизу темно, приходится подсветить мобильником, чтобы найти щиток. Когда заходим в класс, Руденко удивлённо спрашивает:
— А где все?
— А кто тебе ещё нужен?
— Ну, Ирма, — мнётся, распахивая глаза.
— У неё ребёнок заболел, сегодня сами. Да и некогда ей возиться с нашим конкурсом, студии-то он по боку.
— Так мы вдвоём только будем?
Блин, ну что за тупость? Вроде ж не дура.
— А ты что, боишься оставаться со мной наедине, Пёрышко?
Поддёвка защитана, и девчонка заливается краской.
