На моем лице появляется улыбка. Это потому, что мне здесь нравится. В закусочной действительно теплая атмосфера счастья.
Через несколько минут передо мной снова возникает официантка.
— Готовы сделать заказ? — весело спрашивает она.
Я отрываю голову от меню и смотрю на нее.
В руке у нее блокнот и карандаш. На бейдже написано «Сэди». Закусочная называется «У Сэди». Предполагаю, она владелица.
Она очень хорошенькая. Примерно моего роста, пять футов шесть дюймов. Старше меня. Я бы сказала, где-то около тридцати. Светло-каштановые, заколотые наверх, волосы. Яркая улыбка.
Которая тускнеет, когда она видит мое лицо.
Синяк.
Смущенно склоняю голову набок, прикрывая щеку волосами. Улыбка, которая только что расцвела на моем лице, увядает.
— Можно мне кусочек вишневого пирога? — Я запала в ту же секунду, как только ощутила аромат, когда вошла. — И чай без кофеина, если можно.
— Конечно. Что-нибудь к пирогу — сливки, мороженое?
— Только пирог, — отвечаю я.
— Поняла, — она снова улыбается. Не записав мой заказ, кладет блокнот и карандаш на стойку.
Смотрю, как она ходит за стойкой, берет тарелку, кладет на нее кусок вишневого пирога и ставит передо мной вместе со столовыми приборами.
— Подсластитель или сливки для чая? — спрашивает она, беря чашку и заваривая мне чай из автомата.
— Нет, спасибо.
Она ставит чайник, чашку и блюдце рядом с пирогом.
— В отпуск? — приветливо спрашивает она.
Могу сказать, что она старается не смотреть на мой синяк, и я ценю это, но, честно говоря, в этот момент чувствую, что устала его скрывать.
Я поднимаю голову, позволяя волосам открыть лицо.
— Нет, я только что сюда переехала, — отвечаю я.
— У нас здесь не так много новых жителей, зато много туристов.
— Понимаю почему. Место чудесное.
— Да. Так что же вас привело сюда? Семья? Может, я их знаю. Трудно не знать всех в таком городке, как этот.
Отламываю кусочек пирога и качаю головой. Положив его в рот, жую, медля с ответом.
— Нет, не семья. Просто захотелось сменить обстановку.
— Ох. Конечно. — Она кивает, ее взгляд скользит по моему рту — ране на нем — и обратно к щеке, прежде чем посмотреть мне в глаза. — Это хорошее место для переезда. Я приехала сюда десять лет назад, чтобы начать все сначала. — Она замолкает, что-то обдумывая.
Я наблюдаю за выражением ее лица. Похоже, у нее какой-то внутренний спор. Я вижу, когда она решается.
Затем говорит:
— Простите, что я это говорю, но у вас чертовски большой синяк. Уверена, вы в курсе, но...
— Все в порядке. — Я мгновенно прикрываю щеку рукой. Вилка, которую я держала, со стуком падает на стойку.
Приятное чувство в груди начинает съеживаться.
— Послушайте, можете сказать, чтобы я не лезла не в свое дело, но десять лет назад я была на вашем месте. Прикатила в город, вся в синяках…
— Я не вся в синяках. Я всего лишь ударилась лицом о дверь. Это все. Ничего больше. И вы правы, вам действительно не следует лезть не в свое дело, — огрызаюсь я.
Это на меня не похоже — быть такой напористой, но я расстроена, что эта женщина отняла у меня чувство прекрасного. Точно так же, как ранее чувство прекрасного украл мой мудак-сосед.
Некоторые люди на самом деле могут похитить ваш свет.
А я не хочу быть рядом с такими людьми.
Встав, засовываю руку в карман и вытаскиваю деньги, чтобы заплатить за еду и убраться отсюда к чертовой матери.
Вот вам и пирог и возможность получить работу.
— Слушай, прости, — успокаивает она, кладя руки на стойку. — Я не хочу вмешиваться. Просто знаю, каково это — быть новичком в городе с... — она показывает на свое лицо, — убегая от человека, который наградил ими тебя.
Я прикусываю щеку изнутри.
— Это была дверь.
— Ладно, — она кивает, — это была дверь. Я тебя услышала. И мне жаль, что я тебя расстроила. Пирог за мой счет. Пожалуйста, останься и доешь.
На мгновение я замираю, глядя на выражение ее лица, на теплоту в нем, и понимаю, что она только искренне пыталась проявить заботу. И еще понимаю, что смотрю на женщину, которая прошла через нечто подобное тому, через что прошла я.
Медленно сажусь обратно и беру вилку, отделяя от пирога еще один кусочек.
— Зови, если тебе что-нибудь понадобится, — говорит она мне, прежде чем отойти к другому клиенту, подошедшему к стойке, чтобы оплатить счет.
Я ем и пью чай в тишине, слушая музыку, звук кастрюль, гремящих на кухне, и низкий гул болтовни.
Я как раз допиваю чай, когда она снова появляется передо мной.
— Принести что-нибудь еще? — спрашивает она.
— Нет, спасибо.
— Я сожалею о том, что сказала раньше, — говорит она. — Все моя настойчивость.
— Все в порядке. Наверное, я немного погорячилась, — признаюсь я.
— Нет. Ты имела полное право сказать то, что сказала.
Ее слова заставляют меня чувствовать себя немного лучше.
— Можно я кое-что скажу... — продолжает она. — И только потому, что в городе ты новенькая и никого не знаешь, но чай без кофеина... Обычно есть только одна причина, по которой женщина заказывает здесь что-то без кофеина, и это потому, что она беременна. Так вот, я не спрашиваю, а просто говорю, что если это правда, то тебе понадобится врач, а лучший здесь — доктор Мазерс.
— Доктор Мазерс, — повторяю я. — Я ему позвоню. Спасибо.
Ее взгляд скользит по моему все еще плоскому животу.
— Итак... какой срок? Если не возражаешь, что я спрашиваю.
Я понимаю, что она — единственный человек, кроме миссис Форд, которому я рассказала о ребенке.
У меня такое чувство, что на самом деле она не слишком любопытна. Она заботливая. Вот почему я не против ответить.
— Точно не знаю. Но не такой уж большой.
Она одаривает меня доброй улыбкой.
— Ну, в этом тебе поможет доктор Мазерс. И, кстати, поздравляю.
— Спасибо. — Я соскальзываю с табурета и встаю.
— Ну, если тебе что-нибудь понадобится… — Она замолкает, ожидая, что я назову свое имя.
— Кэрри, — восполняю я пробел.
— Кэрри. Я Сэди, как ты, наверное, уже догадалась. — Она указывает на свой бейдж. — И ты, вероятно, уже поняла, что заведение принадлежит мне.
— Для этого не нужно быть гением.
Я улыбаюсь, и она смеется.
— Ну, я просто хотела сказать, что если тебе что-нибудь понадобится — пирог, чай без кофеина, — ты знаешь, где меня найти.
— Вообще-то, мне кое-что нужно… — Я бросаю взгляд на вывеску в окне, прежде чем снова посмотреть на нее. — Не знаю, как ты относишься к тому, чтобы нанимать беременных женщин, но мне очень нужна работа.
— Ты раньше работала официанткой? — спрашивает она.
Я прикусываю губу.
— Нет.
— Когда сможешь начать?
— Завтра, — предлагаю я.
Она задумчиво поджимает губы.
— Как смотришь на то, чтобы поработать в утреннюю смену?
— Прекрасно. — И это правда.
— Ладно. Будь здесь завтра ровно в шесть утра, и я покажу тебе, что к чему.
— Я... принята? — спрашиваю, смея надеяться.
Выражение ее лица смягчается, и она улыбается.
— Ты принята.
Моя улыбка больше, чем этот город.
— Большое спасибо, Сэди. Не могу выразить, как я тебе благодарна.
— Сначала поработай в утреннюю смену, и мы посмотрим, будешь ли ты по-прежнему испытывать то же самое, — шутит она.
Я смеюсь.
Смех звучит легко. Я чувствую себя легко.
— Ладно, — я направляюсь к двери, — увидимся завтра утром.
— Кэрри, — тихо зовет она, и я останавливаюсь и оборачиваюсь. Она делает ко мне шаг, и понижает голос. — Только хочу сказать… я очень рада, что ты ушла от... двери.
Момент внезапно оказывается отягощен невысказанными словами. Но я чувствую в ней родственную душу. Будто, наконец-то, разговариваю с кем-то, кто меня понимает.
Кто знает, каково это — жить той жизнью, что была у меня.
Кто знает, почему я до сих пор чувствую потребность лгать и скрывать, откуда на самом деле появились мои синяки.
