Тонян, я не приеду, — перебивает он меня.
— Как хочешь… — говорю обиженно, глядя в сторону. — Ты даже не спросил, долетела я или нет.
Он молчит, и я снова перевожу глаза на дисплей.
— Ты позвонил, чтобы поиграть в молчанку?
Вообще-то, мы нечасто ссоримся. Егор очень уравновешенный, и это замечательно, потому что сама я обычно демонстрирую обратное.
— Я тебе изменил, — вдруг говорит он, и телефон выскальзывает из моих пальцев.
Приоткрыв рот, подхватываю гаджет опять, быстро переваривая услышанное.
К моему удивлению, в груди не происходит никаких межгалактических взрывов, и даже не холодеет под рёбрами! Всё, чего я хочу сейчас, — это услышать продолжение!
— Когда? — уточняю, уже зная ответ.
— Вчера, — тихо говорит Егор.
Сглотнув возникший в горле ком, смотрю на поля полосатого зонта над своей головой. У меня больше нет парня. Это довольно сложно принять, потому что он был мне нечужим и... нам было хорошо вместе! Разве нет?..
— Тебе так не терпелось? — интересуюсь сдавленно. — Ты хотя бы дождался, пока я сяду в самолёт?
— Не передёргивай… — бросает он, морщась.
— Пошёл ты, — советую, предпочитая больше на него не смотреть.
— Тонян, давай начистоту. Ты… блин… ты меня душишь. Реально душишь.
— Что ты несёшь? — изумляюсь, глядя на дисплей.
Сжав губы, Егор смотрит прямо на меня.
— Ты как таран, — чеканит слова, будто всю ночь репетировал, а не трахался с кем попало, не успела я войти в зону паспортного контроля!
— Это тебе мама твоя сказала? — бросаю ему в лицо.
С его родителями я поладила. Мне так казалось, но теперь я уже ни в чем не уверена!
— Не говори ерунды, — раздражается он. — Ты меня со второго свидания по рукам и ногам связала. Ты ко мне переехала, не спросив разрешения, дальше что?
— Ты не жаловался! — выкрикиваю я.
Трус.
Продолжает, не слушая:
— Дальше что? Сама себе кольцо купишь?
— Не утрируй! — начинаю злиться. — Я щётку зубную привезла! И пару комплектов белья!
— Ты три полки в шкафу заняла.
— Ну ты и урод, Егор, — восклицаю поражённо.
— Ты поменяла подушки на диване. С моими друзьями общаешься больше меня самого. Ты повсюду. Прёшь как танк. Сама не замечаешь? Тебя ни один мужик не выдержит, — продолжает он жёстко растаптывать мою самооценку. — Мы с тобой полгода встречаемся, а у меня ощущение, что десять лет. Ты меня вымотала. Я устал.
Это замечание задевает меня больше всех остальных.
В душе расцветает ужасная, давящая на грудь обида. Такая, что я закусываю дрожащую губу и сжимаю пальцами телефон.
Устал? От меня? Я такая невыносимая?
— Чтобы всё это понять, тебе пришлось потрахаться на стороне? — спрашиваю хрипло.
— Ага. Трижды, — ровно сообщает он. — Секс у нас тоже не фонтан. Как раз в сексе ты себя ведёшь как монахиня.
— Ты — свинья… — выпаливаю я.
— Иногда, — кивает он. — А тебе надо научиться прогибаться под мужика, хотя бы делать вид.
Прогибаться?!
Вскочив с шезлонга, отвожу назад руку и швыряю телефон в бассейн. Рухнув на сиденье, обнимаю руками плечи. На краешке губы повисает одинокая слезинка, и я слизываю её языком, крутя в голове его отвратительные, такие обидные слова.
Я — монахиня?
Он был моим первым! С ним я вообще ни разу не испытывала оргазма. Он только о себе и думал, пихая в меня свой член, и я не заставляла его это делать! Он всегда хотел сам. Всегда.
От обиды щиплет в глазах, и я шмыгаю носом.
Он думал о себе… поэтому у меня не получалось!
Чувство неполноценности порождает новый прилив слёз к глазам. Зло утерев их ладонью, падаю на шезлонг лицом вниз. Всхлипываю и скулю, задаваясь всякими вопросами.
Я настолько ужасна?
Пошёл ты, Егор...
Натянув на голову шляпу, прячусь от всего мира. Хочу побыть одна. Только наедине с самой собой. Когда от слёз остаётся лишь противный стук в виске, закрываю глаза и делаю то, чего отчаянно требует моя опустевшая голова, — сплю.
* * *
Я плавлюсь. Как кусок сливочного масла на сковородке. Слышу приглушённые звуки быстрых шагов и поднимаю тяжёлые веки. В поле моего зрения возникают кеды очень уверенного мужского размера, от белизны которых слепит глаза. Сдвинув с лица шляпу, пробираюсь глазами вверх. По брюкам песочного цвета с аккуратно и многообещающе выпирающей ширинкой, по коричневому кожаному ремню вокруг плоского живота и голубой, застёгнутой до самой последней пуговицы рубашке. Длинные рукава закатаны до локтей, являя миру жилистые предплечья, одно из которых забито татуировками.
Сдвинув шляпу ещё на сантиметр, позволяю себе взглянуть в лицо Фёдору Немцеву. Ведь он же Немцев? На его лице трапециевидные “рейбаны”, которые дополняют образ.
Какого чёрта он так одет?
Когда я проверяла в последний раз, мой телефон показывал тридцать пять градусов тепла.
Мой телефон...
Эта мысль запускает цепную реакцию в голове, и она грозится лопнуть от воспоминаний двухчасовой давности. И Фёдор Немцев в них абсолютный антигерой, как и… все мужики, переступившие порог пубертатного периода. Разумеется, за некоторыми исключениями. Мой отец никогда не вёл себя с женщинами как скотина. Я в этом просто не сомневаюсь! Мой отец самый лучший мужчина на свете. Я про того отца, который воспитывает меня с шести лет, а не того, который поделился с моей матерью своим генетическим материалом, в результате чего период сдачи школьных выпускных экзаменов она провела в роддоме. В шестнадцать лет я узнала о контрацепции больше, чем о своих месячных.
Моя семья никогда не упрекала меня в том, что меня слишком много.
Может быть, они
