Знавала я таких – благородных внешне и гнилых внутри. Нейман такой же, и от его фальши сводит челюсти. Так и хочется плюнуть или съязвить, но я устала морально и физически. Буду со всем разбираться завтра.
Я встаю из-за стола, Нейман тоже. Ухожу из кухни. Он идёт за мной. Следит, чтобы я у него что-нибудь не стащила по дороге?
Я иду наугад, потому что не очень запомнила, как мы добирались сюда.
– Направо, – руководит мною ненавистный неймановский голос, как только я застываю, думая, куда свернуть. А дальше – без приключений, пока мы не оказываемся перед дверью теперь моей комнаты.
– Спокойной ночи, Ника, – жжёт меня его невозмутимость. – Завтра, в десять, за тобой заедет мой личный помощник. Я распоряжусь.
Я вовремя прикусываю язык, с которого рвётся вопрос: какого чёрта? Потом вспоминаю: Нейман, кажется, хочет меня приодеть. Он говорил, а я забыла. Киваю в ответ и берусь за ручку двери.
Мне кажется: он сейчас сделает что-то гадкое. Скажет мерзость или унизит. Но ничего не происходит. Я благополучно прячусь в полумраке комнаты, а Нейман остаётся за дверью.
Я даже шагов его не слышу. Наверное, звукоизоляция прекрасная. К чёрту всё. Спать!
Я расстилаю постель, снимаю халат, натягиваю чистую запасную футболку и падаю. Как хорошо, что у меня самые необходимые вещи с собой. Это был мой бзик – всегда быть готовой сорваться и бежать, скрываться и заметать следы. Я научилась делать это очень хорошо.
Думала, усну, только прикоснувшись головой к подушке, но сон, что наваливался на меня в кухне, ушёл.
Я закрывала глаза, считала слонов до тысячи, пыталась улечься поудобнее, но то ли чужая слишком большая кровать меня нервировала, то ли всё произошедшее давило и никак не хотело уходить в подсознание.
Где-то через час я сдалась. Натянула джинсы и решила пройтись. Ходьба меня успокаивает. Заодно посмотрю, что здесь и как. Сразу было не до этого.
Получилось не ночное брожение по спящему дому, а разведка боем: я успела дойти до лестницы, ведущей на второй этаж, когда услышала голоса.
Глава 8
– Это плохая идея, Стефан! – слышу я злой голос безопасника.
Тот самый крепыш, которому я не понравилась. Дан, кажется, так называл его Нейман. Какой твердолобый, однако.
– Ты повторяешься, – зато Нейман – всё такой же кусок льда. Холодный и спокойный.
Интересно, его хоть что-то выводит из себя? Не скрытое раздражение, а… чтобы он орал, например? Каков он в ярости? Или его темперамент не позволяет переживать бури? В постели с женщинами он тоже… холоден и нетороплив? Замораживает насквозь?
Не знаю, почему я думаю об этом. Невольно ёжусь. Я уже промёрзла, слушая его. Слишком много Неймана для меня, слабой и впечатлительной.
– Я тебе миллион раз повторю: ты с ума сошёл. Привёл в дом с улицы. Подобрал её в странном месте. Она может оказаться сообщницей того, кто сегодня пытался тебя убить!
Сердце взрывается в груди. Подскакивает к горлу и заглушает своим неистовым стуком почти все звуки. Они знали о покушении. Откуда?..
– Ты проверил её? – доносится, как из глубокого колодца голос моего врага. От испуга чудится, что сейчас отзовётся эхо, пронесётся по коридорам и накроет меня многоголосьем.
– Ещё нет, – сбавляет обороты крепыш Дан. – Слишком мало времени.
– Проверишь – доложишь. А слушать истерики и домыслы я не намерен.
– А если я окажусь прав? – Дана не так легко сбить с цели.
– Тебе не кажется, что ты параноишь?
Такое впечатление, что Нейман никогда не сомневается. Настолько уверен в себе или бессмертен? Жаль, не могу его разочаровать. Но очень хотела бы увидеть в его глазах удивление перед тем, как он отправится туда, откуда не возвращаются.
– В любом случае, она просто девчонка, а я мужчина, способный с ней справиться.
– Твоя самоуверенность однажды сыграет злую шутку, Стефан, – Дан тоже переходит на нейтральный отмороженный тон. Он не смирился, нет, но решил отпустить ситуацию, чтобы однажды сказать: видишь, я был прав, а ты ошибался.
– Нет ничего, с чем бы я не справился, Дан. И большая просьба: не нужно показывать силу тем, кто значительно слабее тебя.
– Ты о чём? – Дан, кажется, удивляется.
– Ты намеренно сделал ей больно. Если она тебе не нравится, это не повод распускать руки или давать волю эмоциям. Просто прими факт: она здесь останется, пока будет мне нужна.
– Ладно, не сдержался, – в тоне Дана нет ни грамма миролюбивости, – но просить прощения не буду. Я не доверяю чужим. А таким, как она, – втройне.
– Каким – таким? – кажется, что Нейман задаёт вопросы, лишь бы поддержать разговор. Никакой заинтересованности я в нём не слышу, как ни напрягаюсь, пытаясь улавливать полутона интонаций.
– Мутная она, – охотно поясняет Дан. – Чуйка у меня, понимаешь? На людей, что вроде как пушистые зайки, а внутри у них и зубы, и клыки, и всякой другой дряни полные штаны. Красивая девочка, Стефан, не спорю. Я б тоже ей вдул, и понимаю, чем она тебя привлекла. Кажется чистой и наивной. Неискушённой даже. Но не удивлюсь, если на ней проб ставить негде.
Я прислоняюсь к стене и прикрываю глаза. Мучительно слушать о себе такое. Но в интуиции безопаснику не откажешь. Однако его проницательность и настораживает, и вызывает мучительный стыд. Я не хочу, чтобы меня обсуждали и осуждали
– Я тебя услышал, Дан.
– Жаль, что не понял, – безопасник подустал. Нелёгкое это дело – переубеждать Неймана. Я бы сказала, – бесполезное.
На цыпочках ухожу прочь, потому что чувствую опасность. Для полного счастья не хватало, чтобы меня застукали.
Мне бы вернуться в свою комнату, но в полутьме я снова заблудилась – свернула не туда и поздно заметила. Зато вышла к кухне. Это и к лучшему: отсюда я точно доберусь назад. Но раз уж я здесь, выпью молока, если найду.
В огромном холодильнике нашлось не только молоко. Я залипла, разглядывая содержимое.
Нет, у меня не было трудного детства, и жестоко я не голодала, но реальность ткнула меня носом в то, что было за гранью моего понимания. Это походило на сказку, где растут пряничные и колбасные деревья, а реки несут не мутную обычную воду, а минералку, сок и прочие напитки.
Я как будто открыла дверь в другой мир. И яркий свет внутри холодильника лишь подчёркивал нереальную картину, что вызвала не восторг, а оцепенение. Может, поэтому я не заметила сразу, что света стало больше.
– Ника? – я дрогнула и дёрнулась, не ожидая снова услышать этот голос. Что ж я такая везучая-то, а?.. Может, именно поэтому не уловила, что Нейман сменил тональность. – Если хочешь есть, не нужно прятаться в темноте. Можешь делать это открыто.
Он стал… мягче. Совсем немного, но разницу я почувствовала. А затем на меня навалилось очевидное. Он что, решил, что я пришла еду воровать? Меня словно кипятком ошпарили. Стало жарко и стыдно до слёз. За эту мягкость я возненавидела его ещё больше.
– Молоко, – прохрипела я низким, словно чужим, голосом. – Не могу уснуть.
Я оправдывалась, хотя, чёрт побери, не должна и не обязана этого делать! Я не сделала ничего дурного, но вот же, стою перед ним, вероятно, красная, как закатное небо.
Два широких шага – и Нейман нависает надо мной. Я невольно вздрагиваю. Кожа пупырышками покрывается. Хочется сжаться, голову в плечи втянуть и глаза зажмурить. Но я этого не делаю.
Он достаёт из двери пакет. Касается меня грудью и вскользь – руками. Я сдерживаю дрожь. Мне стоит большого труда не отшатнуться.
Балансирую на грани. Нейман, наверное, чувствует, но по его лицу ничего не прочесть. Плевать. Я устала от этой непонятной борьбы, когда хочется выложить карты на стол и закончить то, что и не начиналось.
Это значит проиграть. Сдаться без боя. А я так не могу. Слабачка. Ничтожная безвольная кукла, не способная ни на что.
– Закрой холодильник, – командует Нейман. Я его слушаюсь.
Застыла, дурочка, как трусливый зайчишка. А он тем временем спокоен. Кастрюльку достаёт. Маленькую и сияющую, будто только из магазина.
