— В смысле?
— Ну если ты без машины, то у Андрюшки она пока есть. Ну, с утра была. Сань, возьми ключи да съезди.
— О, как она уже машиной брата распоряжается! — развел руками Андрей.
— Ну, если у вас логика спит, или мозг чем другим занят, — не осталась в долгу Даша, — я домой и на метро доберусь, если что.
— А это идея… — задумчиво протянула Саша. — Только давайте проще, Сергей Георгиевич, я вас на чай приглашала? Ну, вот и возможность, заодно и то, что на компьютере покажу и Андрюшке ноут отдам. Если у вас время есть, конечно.
— Я только за.
Девушка кивает и улыбается уголками губ:
— Я только сумку возьму.
* * *
Александра.
— Зета! Место!
Куда там! Собака налетела на меня, чуть не сбив с ног ударом передних лап в грудь. Вот отучала же!
— Зета, зараза! Перестань! — смеясь уворачиваюсь от овчарки, пытающийся меня облизать.
— Вот это любовь! — Сергей наблюдает за всем этим с неприкрытым весельем.
— Скажите спасибо, что она только Саньку так встречает, — не меньше веселиться Андрей. — А то лежали бы, ровным рядком, зализанные до смерти.
Зета наконец угомонилась и тихонько зарычала на Сергея.
— Зета! Свои. Нельзя!
Собака вопросительно повернула голову. Пришлось потрепать её за ухом.
— Не бойтесь, теперь не тронет. Она просто обучена так — защищать хозяйку.
— Да я и не боюсь, — Топольский присаживается рядом с овчаркой. — Зета? Дай лапу?
Тут я удивилась. Зету я завела после того, как меня выписали. Заводила, как охрану, потом привязалась, и она платит преданной собачьей любовью. Дрессировали её для защиты, к чужим учили не подходить. Она только маму и Андрея с Надей признает. Даже на Лёшку рычит, а тут подошла, обнюхала протянутую руки и… дала лапу.
— Ох, и ни фига себе! — выдохнул Андрей. — Зетка ж не подходит к чужим.
— Собаки читают мысли, — тихо пробормотала я себе под нос.
От пресловутого чая Сергей отказался, сославшись на нехватку времени. Жаль, живая легенда отечественного рока на моей кухне, в домашних тапочках — это сильное зрелище. Я бы полюбовалась. Ну нет, так нет.
Андрей остался на крыльце, курить и звонить Дашке, а провела Сергея на второй этаж, в свою комнату. Я еще не успела свыкнуться, что теперь здесь живу одна и начать пользоваться кабинетом, поэтому Топольскому придется показать сокровенное — мою спальню, она же кабинет, она же студия.
— Внезапно, — Сергей увидел плакат со своим автографом, висящий у меня над столом.
— Ага, — я не сдержала улыбки, — раритет.
— Смешно тогда вышло с этими плакатами — опечатка идиотская и заметили ее слишком поздно, пришлось подписывать, что есть.
— Я помню, как уже в очереди за автографом разглядела это «гитараст» мелким шрифтом, — засмеялась я.
— Ты была на том концерте? Странно…
— Что именно? — я смахнула с альбома пыль и протянула Топольскому.
— Мне казалось, я должен был тебя запомнить.
— Я сильно изменилась за три года. Да и сколько там людей перед глазами было, — я постаралась не измениться в лице.
Я была на его концерте. Когда уже научилась быть среди людей, поборола свои приступы паники при выходе на улицу. Запомнить… Ха. Я была худее на семь кило — острые скулы, ноги-палочки, огромные несчастные глаза — выглядела как девочка-подросток. Шикарных волос тоже не было — растрёпанное жалкое каре из трех волосин, которое я состригла, потому волосы сыпались и в длине, которой я гордилась, не было больше смысла. Было бы странно, если бы он меня узнал. Забавно, что тогда на протянутом плакате он написал «Все неслучайно».
Пришел Андрей, открыл ноутбук и принялся ворчать, что у меня там слишком много всякого мусора и он бы тоже в таких условиях не работал.
— Саша, а как ты смотришь, чтоб продать одну свою работу, — неожиданно спрашивает Сергей, — протягивая мне открытый альбом.
Бросаю взгляд на страницу. «Страхи», угу. Банальный сюжет — девушка, забившаяся в угол, а из темноты к ней тянутся кривые мерзкие щупальца. Банальный, но этот рисунок был частью моей терапии, поэтому там частичка меня.
— Неужели на обложку альбома? — Андрей отрывается от открытого ноутбука.
— Не совсем. На сингл, на разворот. Очень в тему будет, я думаю.
— Денег не возьму, — предупреждаю я. Как-то не особо я верю, что картинка действительно окажется на сингле.
— И как мне быть?
— Я вам ее подарю, — щелкаю я застежкой альбома, доставая нужный лист.
— Только имя Санькино там мелким шрифтом на обороте напишите, — ухмыляется Андрей, — я буду гордиться, что я с ней знаком.
— А так, значит, не гордишься, — хихикаю я, отдавая папку с рисунком Топольскому.
— С авторскими правами разберемся. Но бесплатно я тоже не могу.
— Билет на ваш осенний концерт будет хорошей платой, — улыбаюсь я.
— Дешевишь, — комментирует Андрей и тут же добавляет, — Сань, ноуту, по ходу совсем плохо, я ребятам из сервиса позвоню сейчас, посоветуюсь, но ремонта не избежать.
— Да я как-то и не надеялась малой кровью отделаться, — пожимаю я плечами.
Андрей выходит звонить, а я остаюсь с Топольским наедине.
— Это какая-то легенда, да? — Сергей кладет передо мной альбом, а сам опирается одной рукой о стол, а вторую кладет на спинку моего кресла.
— Почти. Это Британская сказка о рыбаке и русалке. Русалка влюбилась в Рыбака. Приносила ему драгоценности из своего грота, но, в конце концов, в этом же гроте его и заточила, то ли из ревности, то ли от обиды. Точно уже не вспомню.
— Саш, ты меня поражаешь. Нет, я серьезно!
— Чем? — стараюсь не оборачиваться, делая вид, что увлечена рисунком.
— Легенды, сказки, книги, рисунки, стихи, голос… И так все красиво. Даже немножко несовременно.
— Плохого же вы мнения о современной молодежи, если мои интересы настолько вас удивляют, — усмехаюсь я.
— Одно дело, знать, что такое возможно, другое — увидеть.
Я оборачиваюсь, понимая, что избегать его взгляда больше нельзя.
Близко. Впервые так близко к нему вне кадра.
— А еще ты очень красивая.
От необходимости отвечать меня спасает звук сообщения на телефоне Топольского. Он отвлекается, что-то быстро набирая на клавиатуре, а я встаю из-за стола, пытаясь унять сердцебиение.
— Я, кстати, ни разу не видел, как ты играешь, — говорит Сергей, убирая телефон и кивая на лежащую на диване гитару.
— Мне будет неловко при вас, — отнекиваюсь я, — у меня это для больше хобби.
— Я не стану выискивать косяки, обещаю.
Я перебираю в голове все свои песни, стараясь выбрать что-то нейтральное, незатейливое, потому что я все равно собьюсь при нем, запутаюсь в аккордах. А Сергей воспринимает мое замешательство по-своему.
— Саша, пожалуйста, — он касается моего запястья кончиками пальцев, легко, мимолетно, но кожа вспыхивает, словно от ожога. Черт побери этого Топольского! Нет, не стану я выбирать ничего легкого, может быть, так будет даже лучше.
Беру гитару, сажусь на диван, а Сергей устраивается в кресле напротив.
Трогаю струны, вдох:
Тихо стелется ночь-бездельница,
На пороге твоём — весна
Я играю, пытаясь не смотреть на Топольского. Черт бы его побрал с его теплым внимательным взглядом и легкой полуулыбкой от которой сердце замирает.
Одиночество, спи
Сердце, молчи
В полшестого утра
Всё молчанье — в слова (4)
Это правда личное, поэтому я и не отдаю ее группе, изредка играя на квартирниках и дружеских посиделках. Личное, сырое, написанное совсем недавно. И зря я ее выбрала, потому что Сергей явно что-то понял — посерьёзнел, задумался.
Последний аккорд и неловкое молчание.
— Это очень красиво, — нарушает молчание Топольский, — правда. Трогательно, красиво, нежно, грустно. Это нужно играть, Саша, такие песни должны вызывать эмоции, а не лежать мертвым грузом в ящике.
Я неловко пожимая плечами, вдруг засмущавшись:
— Преувеличиваете…
— Чистая правда, — Сергей поднимается, — можно? — кивает он на гитару в моих руках.
