непосредственное участие.
— Я — нет, — продолжила я.
Он по-прежнему пристально смотрел на меня.
— То есть, не веганка. Я пыталась. Примерно семь раз. У нас с вегетарианством не срослось. Так что, э-м… да. Я люблю яичницу с беконом.
Он медленно закончил завязывать шнурок на штанах и спросил:
— За всей этой информацией стоит какая-то история?
— Нет, только мама была не просто веганкой. А воинствующей веганкой, — пояснила я.
— А-а, — вот и все, что он сказал в ответ, но сделал это, кивнув.
— И моя сестра была вегетарианкой много лет, пока не встретила парня, который думал, что это глупо, и познакомил ее с чизбургерами. — Я пожала плечами. — Остальное — история. Я уже давно была безнадежна, но мама так и не смогла смириться с этим.
Я все болтала, в основном, потому, что была вне себя от облегчения, что он спросил меня, люблю ли я яичницу с беконом, а это означало, что как бы странно я себя ни почувствовала после того, как мы закончили, он не собирался просить меня снять его футболку и надеть мою одежду, чтобы отвезти обратно в город и избавиться от меня.
— Не уверен, что в этом доме есть овощи, если не считать упаковки замороженной кукурузы, — сообщил он.
Я не могла удержаться от встревоженного взгляда.
Джонни, конечно, не упустил его, и весь холод, который оставался во мне от странного чувства, когда он оставил меня в постели, растаял, когда он расхохотался.
Я слышала его смешки. Они были гортанными, насыщенными и прекрасными.
Но его смех был в тысячу раз лучше.
Но все же в нем слышалось нечто такое, что звучало…
Подзабытым.
— Я принесу кружки, — объявила я, чтобы не сделать что-нибудь глупое, например, смотреть, как он смеется, как одурманенный подросток, увидевший свою первую влюбленность на концерте бойбэнда.
Я повернулась к дверям, но обернулась, когда он позвал:
— Из.
Наши глаза встретились.
— Ты ешь много овощей? — спросил он.
— Тарелка на три четверти должна состоять из овощей.
— Она ест много овощей, — пробормотал он с белозубой улыбкой.
— Мне очень нужен кофе, — выпалила я.
— Тогда возьми наши кружки, детка. Я займусь завтраком.
И направился в сторону кухни.
Я двинулась к балкону.
Когда я вернулась с кружками, Джонни стоял у плиты, но я знала, что он слышал, как я вошла, потому что приказал плите:
— Вылей это, налей свежий.
В его кружке оставался, возможно, последний глоток. К своей я даже не притронулась.
— Я подогрею свой, — сказала я.
— Вылей, — ответил он.
— Все в порядке. Я все время пью такой кофе.
И это правда. Я подогревала остывший кофе. Я творчески подходила к использованию остатков еды. Переворачивала бутылочки с лосьоном, чтобы добраться до последней капли.
Я не любила переводить добро впустую, отчасти потому, что была защитницей окружающей среды, но, в основном, потому, что росла, питаясь сыром, купленным на пособие от государства. Когда у вас мало средств к существованию, вы никогда не тратите впустую то, что имеете.
— Он стоял снаружи почти час, — заявил он.
— Он все еще вкусный, — возразила я.
Увидев у кухонного островка современную встроенную микроволновую печь, я побрела на кухню.
По пути туда я внезапно остановилась, потому что у меня в руках больше не было кружек.
Я наблюдала, как Джонни направился к раковине и вылил обе кружки. Он сполоснул их, стряхнул, а затем подошел к кофеварке.
— С чем ты пьешь? — спросил он.
— Только со сливками.
— Чуть-чуть, много или что-то среднее?
— Чуть-чуть, — ответила я.
Он налил кофе, пока я наблюдала. Затем повернулся и поставил обе кружки у плиты. После чего снова повернулся, подошел ко мне, положил руки мне на талию и развернул меня. Мне пришлось сдержать удивленный возглас, когда он поднял меня (даже без малейшего усилия) и посадил на стойку рядом с кружками, но сам встал у плиты, где на сковороде уже жарились полоски бекона.
Как только он усадил меня, схватил мою чашку и протянул ее мне.
Затем взял свою, сделал глоток и поставил обратно на столешницу. Подойдя к ящику стола, достал вилку и вернулся к сковороде, чтобы перевернуть бекон.
Я предположила, что моя роль заключалась лишь в поглощении свежего кофе.
Поэтому, сидя на столешнице, пока Джонни готовил, я составляла ему компанию.
— Ты снова надела трусики, — заметил он, пока я делала свой первый глоток.
— Ммм… — промычала я, больше ничего не сказав.
Он ухмыльнулся сковородке, а затем положил вилку и подошел к холодильнику.
Я сделала еще глоток кофе и оглядела комнату.
Именно тогда я заметила, что экран висевшего на стене массивного телевизора направлен на кровать, а диван, продолговатый журнальный столик и два кресла по бокам располагались спинками к телевизору.
Видимо, телевизор он смотрел, лежа в постели.
Или практически не смотрел, учитывая количество книг, практически вываливающихся с многочисленных полок и покрывающих стол у кресла в углу с потрясающим торшером на треноге рядом.
— Как долго ты здесь живешь? — поинтересовалась я.
Полная тишина, вызванная этим вопросом, заставила мои плечи мгновенно напрячься, и мой взгляд переместился прямо на Джонни.
В руках он держал яйца и снимал миску с полки над тем местом, где готовил.
Похоже, он не собирался отвечать на то, что я считала ненавязчивым вопросом.
Затем мне вспомнился наш вчерашний разговор в баре.
Разговор, который я не замечала, до тех пор, пока не вспомнила об этом, был односторонним.
В этом городке я была новенькой. Мне пришлось переехать сюда по причинам, о которых я не хотела думать. Но я переехала сюда, потому что здесь жила Дианна, она перебралась в это местечко много лет назад, сразу после того, как вышла замуж за Чарли, и она всегда говорила о том, как здесь потрясающе. Какие все дружелюбные. С каким дружелюбием жители относятся друг к другу. Кроме того, стоимость недвижимости была намного меньше, чем в большом городе. Вы могли бы приобрести очень хорошее жилье за гораздо меньшие деньги.
Единственным недостатком было то, что дорога на работу занимала много времени и могла быть ужасной из-за пробок. Но за те два месяца, что я здесь провела, я поняла, что это стоит того, чтобы каждый день ездить на работу по часу (а частенько и того больше).
Тем не менее, Дианна и Чарли — единственные, кого я знала из местных, и я решила, что с приходом лета пришло время стать более общительной, познакомиться с соседями.
Поэтому по дороге домой заглянула в единственный местный бар, известный как «Дом». Он представлял собой
