питейное заведение, как и любой другой бар, с прямоугольной барной стойкой посередине, столами вокруг, телевизорами повсюду. Я слышала, что здесь иногда выступали группы, но по большей части, это было просто тихое местечко, где можно поиграть в бильярд или встретиться с друзьями, поболтать и немного расслабиться.
Вообще-то, когда я парковалась, то увидела Джонни, въезжавшего на стоянку. Через кабину грузовика мельком отметила его красивую внешность. И даже слышала, как закрылась дверца его машины, когда входила в дверь бара.
И едва я села, как Джонни подошел ко мне.
Он не посмотрел на меня, просто скользнул в пространство между мной и барным стулом рядом.
На него мгновенно обратила внимание женщина-бармен, после чего он сказал:
— Как обычно, Салли, и что бы она ни пила.
Это была не самая оригинальная фраза для подката из когда-либо существовавших.
Но она была лучше всех, какие я слышала когда-либо в свой адрес, только потому, что она исходила от Джонни.
Так все и началось, он сел рядом со мной и спросил, как меня зовут.
— Элиза. Элиза Форрестер. Но все зовут меня Из или Иззи.
Сказав это, я впервые улыбнулась.
И в течение следующих нескольких часов я много чего рассказала.
Джонни задавал вопросы так же, как и я. Но когда вопрос исходил от меня, он уклонялся от ответа, возвращая разговор ко мне.
Сидя на его кухонном столе после четырех занятий сексом за одиннадцать часов, мне очень запоздало пришло в голову, что я ничего о нем не знала, кроме его имени, что он водил грузовик, жил посреди леса в доме с водяным колесом, и был исключительным любовником.
Чувствуя себя неловко, я отхлебнула кофе, лихорадочно обдумывая, какую бы уловку ввернуть в разговор, чтобы снять напряжение.
Потерпев неудачу в этом, я услышала:
— Три года.
Я посмотрела на него не потому, что он ответил, а потому, что это прозвучало так, будто слова вырвали из него.
— Отличный дом, Джонни, — тихо отметила я.
— Он в семье уже многие поколения, — поделился он, разбивая яйца в миску. — Папа содержал его, чтобы у навещавших нас гостей, было собственное пространство. Хотя здесь все было совсем не так, как сейчас. Когда я переехал, вынес старье, все починил, кое-что обновил. Теперь это мой дом.
— Здесь очень красиво. И уютно.
— Да, — согласился он.
— И крутое водяное колесо, — заметила я.
— Да, — повторил он.
— Оно все еще для чего-то используется?
— Раньше здесь располагалась мукомольная мельница. Теперь — нет, — ответил он так, будто это окончательно и продолжения не последует.
Пора попробовать другую тему.
— У тебя нет домашних животных, — заметила я.
— Неа.
И это тоже было окончательно.
Он перевернул бекон. Достал еще одну сковородку. Поставил ее на горелку. Подошел к кладовке с двойной дверью в конце кухни и взял буханку хлеба.
Он принес ее мне и положил на столешницу у моего бедра, с противоположной стороны от своей кружки. Затем подвинул тостер.
— Хочешь быть ответственной за тосты? — спросил он, его взгляд, наконец, вернулся ко мне.
Я кивнула.
— Думаю, с этим я справлюсь.
Он склонил голову набок.
— Ты умеешь готовить?
— Ребенком я была предоставлена сама себе. Мама работала, и я оставалась за старшую. Так что, да, я умею готовить, — я улыбнулась ему. — И я определенно могу приготовить тосты.
Его ничего не выражающее лицо смягчилось, прежде чем он подошел ко мне и протянул мне тарелку.
Затем подал мне нож и масло.
А я взяла хлеб.
— Сколько кусочков ты хочешь? — спросила я.
— Два.
Он потянулся через меня за маслом, кинул огромный кусок в пустую сковороду, затем снова потянулся через меня, чтобы вернуть масло на место.
Я опустила рычаг с двумя первыми ломтиками хлеба как раз в тот момент, когда где-то рядом с его кроватью зазвонил сотовый.
— Это мой рингтон, — заявила я.
— Мой тоже.
Еще одна крупица информации о Джонни — у него был айфон.
Он прошел в комнату, и я наблюдала, как он отбросил джинсы в сторону и вернулся с моей звеневшей сумочкой.
Он протянул ее мне.
Я достала телефон.
Забрав у меня сумочку, Джонни положил ее на островок, и когда я ответила на звонок, он вернулся к плите.
Звонила Дианна.
— Привет, — поздоровалась я.
— Где ты? — спросила она.
— Я, ну… все еще с, э-э… Джонни, — пробормотала я.
— Ладно, тогда, просто чтобы ты знала: я заскочила к тебе домой и позаботилась о твоем зверинце. Всех накормила и напоила, включая Серенгети и Амаретто.
Серенгети и Амаретто, мои лошади: паломино и гнедая, соответственно.
— Я все еще у тебя, — продолжила она. — Даю собакам хорошенько погулять. Перед уходом загоню их обратно, но не могла бы ты позвонить мне, когда вернешься домой?
Я подозревала, что, поскольку это было не мое дело, и она пережила мой последний кошмар вместе со мной (и кое кем еще), она просто хотела убедиться, что со мной не только все в порядке, но и что я добралась домой в целости и сохранности.
— Конечно, — ответила я. — И спасибо.
— Без проблем, детка. До скорого, — сказала она и отключилась, что показалось мне несколько странноватым.
В смысле, она знала, что я с Джонни, так что в конкретный момент не могло быть и речи о девчачьей болтовне о моей интрижке, но она казалась чересчур отстраненной.
Может, я злоупотребила ее добротой, попросив воскресным утром пойти позаботиться о моих детках.
Я мысленно отмечала для себя принести ей на неделе чего-нибудь вкусненького в знак благодарности и обязательно позвонить, как только вернусь домой, когда посмотрела на экран телефона и увидела пропущенные сообщения.
Три сообщения от Дианны пришли незамеченными где-то во время занятий сексом прошлой ночью (или ранним утром).
Позвони мне.
Детка, позвони мне.
Как только сможешь, позвони мне.
О, боже, может, она действительно не могла позаботиться о моих детках, но ей пришлось, потому что от меня ничего не было слышно.
Я вошла в сообщения и напечатала: «Прости. Я не видела твои сообщения. Если просьба присмотреть за моим зоопарком вызвала трудности, приношу свои извинения. Со всем этим я забылась. Для меня очень много значит, что ты все равно позаботилась о них, моей благодарности будет недостаточно, и я
