посмотрел, как там у нормальных мужиков. Но его взгляд прям взбесил. Лучше об этом не думать.
Каручаев удачно под руку попался. Спустил немного пар. Терпеть не могу его. Заносчивый, спесивый, ничего из себя не представляющий. Отсиживается за спинами тех, кто свою кровь проливает, но звездочки и награды регулярно получает. А ведь отцы дружили. Я считаю, зря отец с Каручаем дружил. Папаша такой же, как сын – карьерист и трус, который из кабинета нос ни разу не высунул.
— Багир, тебя перевязать надо, — произносит Артем. — Кровь остановить.
— Сама остановится, — сухо. Чувствовал, что спина стала мокрой. Неприятно. В такую жару раны могут обернуться настоящим пипецом, но нужно было двигаться, до ночи точно не успеем доехать. Надо поспать. Но пока не доедем до нашей стоянки, расслабляться нельзя. Еще одна бессонная ночь.
— Я за медиком, — бросает Артем, я не останавливаю. Стягиваю с себя броник. Осколок по касательной прошел, рана глубокая, но не смертельная, если не воспалится. Надо перевязать, но медик…
Мысленно я отправил медика туда, где ему с его ориентацией самое место. Хотя не стоит обвинять, пока во всем не разберусь.
Пришел. Стоит, чего-то ждет. Смотрю на него в боковое зеркало.
По пьяни их, что ли, делают? Вырождаются мужики. И вот эти гены дадут продолжение? От таких только девки должны рождаться.
Стрелять он не умеет. Мелкий понторез. Решил яйцами с мужиками помериться, лучше бы не высовывался! Я ему предоставлю возможность проявить себя, доблестный ты наш снайпер!
— Что застыл? Ждешь, когда я кровью истеку и сознание потеряю? Не дождешься, латай давай, — поворачиваю голову в его сторону. — Быстрее можешь? — поторапливаю застывшего пацана.
Вроде молодой совсем, чувство жалости вызывает, но это неправильно. Мужик в любом возрасте – даже сопляк – должен быть мужиком. Я в его возрасте ротой командовал, выполнял боевые задания.
Отмер. Возится с аптечкой. Перчатки армейские сменял на медицинские. Мог просто протереть руки спиртом. Аккуратно раскладывает что-то на заднем сиденье. Медлительный невыносимо.
Думал, усну, пока он начнет.
— Стрелять не умеешь, значит? — спрашиваю, когда он начинает возиться с бинтами.
— Умею, — после заминки. — Я клятву Гиппократа давал, — хрипит нечленораздельно.
— Он ее не услышал, змее ты прямо в голову попал, — хочется его разозлить, чтобы показал, на что способен. Вместо этого он меня обхватил сзади, прижался, чтобы спереди развязать повязку. Кровь в голову ударила. Какого он ко мне прижимается?
— Режь бинты, — раздраженно командую, убирая его руки со своей груди. Руки нежные, как у бабы! Не нравится, что он по мне ими водит, словно ласкает. Сейчас я ему врежу!
— Ножницы нужны.
— Режь ножом! — рычу я.
— Ножом? Я могу задеть…
— Мечник, разрежь эти гребаные бинты, или нам придется здесь заночевать!
Слышу, как Мечник медика просит потесниться, несколькими уверенными движениями острым ножом проходится по бинтам, те с меня спадают.
— Готово, — защелкнув нож в ножны.
— У вас здесь швы разошлись, — комментирует Серый, нежно ощупывая кожу вокруг пореза.
— Это я и без тебя знаю! Останови кровь и забинтуй!
— Нужно швы наложить. У меня в рюкзаке есть шовный материал…
— Ты вроде фельдшер, а не хирург, — перебиваю его.
— Очень хороший фельдшер, — гордо заявляет. — Я Борисычу ассистировал, — хрипит почти неслышно, ничего не понять.
— Забинтуй – и свободен.
— Я не мешаю вам командовать, а вы не мешайте мне выполнять мою работу, — сопит недовольно.
Дать ему, что ли? Как он разговаривает?
— Ты в моем подчинении, — ставлю на место. Фыркнув, словно баба, полез в аптечку. Лучше бы он наживую штопал! Какого лешего он меня там гладит?!
— Стяну кожу кусочками пластыря, шрам останется, но края будут ровными, и кровь остановится.
— Заканчивай уже! — напрягают его касания. Неправильные они. Не мужские! Точно из этих… «крашей»!
— Ты на гражданке, случайно, ногти и глаза не красил? — хмыкнул я зло. — Что замер? Угадал? Мотай давай… бинт…
— Светка вас покусала, видимо, — дерзит гад. — Человеческая слюна тоже может быть ядовитой, у вас, возможно, бредовое расстройство. А может, горячка, рану плохо обработали… медсестрички, — пацаны в сторонке ржут. Как только разбирают его речь?
— Тебе не давали, завидуешь?
Резко наматывает бинт, нажимает на спину, мстит, не жалея сил! Вот так лучше, а то гладит.
— Не люблю все общественное: транспорт, уборные…
Вот гаденыш!
— Кулак, конечно, лучше, — парни откровенно ржут.
— Кулак безопаснее, — не сдается. Посмотри на него! Бесстрашный! — От него точно ничего не подхватишь. Презервативы не дают стопроцентной защиты, это должен знать каждый школьник. А еще кулак не может забеременеть. Лучшая контрацепция – воздержание, не слышали?
Еще и девственник! Я уже говорил, что он мне не нравится? Сейчас я ему точно двину!
Алеста
Мужлан! Обычный вояка, считающий себя во всем правым! Багиров просто невыносим! Я в его отряде, я должна ему подчиняться – не спорю, но в медицину он с чего лезет? Сам бы себя и своих ребят лечил!
Его намеки по поводу моей ориентации вот совсем не задевают, все у меня с ней в порядке. Когда он начинает меня троллить, точнее, троллить фельдшера Серегу, молчать не получается. Огрызаюсь, как девчонка, а язык прикусить не получается. Вот что он меня цепляет? Что я такого сделала? Змею подстрелила, так вроде меня похвалить надо, а не кусаться!
Стас прожигает меня своим взглядом. Я чувствую его на себе, но сама в сторону Стаса не смотрю. И так понимаю, что нужно закрыть рот и не злить командира. На работе я ведь не спорю с начальством, даже если оно не право, в армии с подчинением более строго. Хочу остаться, нужно учиться молчать. Но злит ведь! Он сам задал тон нашей беседе, а я должна молча стоять и глотать?
Последний мой монолог вызывает бурю веселья, Мечник ржет в кулак.
— В ближайшее время кулаки тебе понадобятся, боец, — холодным