Я вижу её женственную фигуру сквозь запотевшее стекло, и она так же ясно видит меня. Ухмылка появляется на моем лице, и я смотрю, как она поворачивается к душу, положив руки на бедра. Я практически чувствую безудержный, необузданный гнев, исходящий от её тела.
Иди ко мне.
Она решительно направляется к душу и распахивает стеклянную дверь.
Я не останавливаюсь.
Она стоит там, мои глаза горят от одной только мысли, что я кончу в нашем душе. Но она молчит, не опускает взгляд, чтобы взглянуть на мою эрекцию, и не открывает рот, чтобы обругать меня. Она застыла в молчаливом любопытстве, и я с удовольствием пользуюсь этим.
Я смотрю на неё, исследуя глазами её шею, выглядывающую из-под черного шёлкового халата. Её грудь поднимается и опускается в глубоком, физическом влечении. Но она слишком не уверена в себе, чтобы что-то с этим сделать. Поэтому она остается прикованной к коврику в ванной, не желая даже посмотреть на мою руку, которая движется с умелой точностью. Она не хочет давать мне ни удовлетворения, ни победы.
Я крепче обхватываю член, в горле раздается низкий стон.
Она глубоко вдыхает.
Я только больше ухмыляюсь. Несмотря на то, что она уверена в себе, дерзка и надменна, у неё нет ни одного из этих качеств, когда дело касается этого. Секса. Траха. Привязанности.
Я могу быть терпеливым, но я больше не буду с ней так покладист, не в соперничестве со Скоттом Ван Райтом. До того, как я переехал к Роуз, я бы потакал ей. Я бы перестал дрочить, как только она открыла бы дверь.
Однако сейчас я не буду таким любезным.
Мои глаза опускаются к изгибу её бедер, видимых сквозь шелк, облегающий её талию. Я блуждаю по её телу своим пристальным взглядом, и её ноги сдвигаются, колени сгибаются.
Я возбуждаю её так же сильно, как и она меня.
Я ускоряюсь, а затем мое тело содрогается, когда я кончаю.
Она неуверенно отходит назад, прежде чем я успеваю встретиться с ней взглядом, и ставит свои щипцы для завивки у раковины.
Я контролирую свое дыхание, поддерживая свой вес левой рукой на стене. И позволяю своим мыслям перестроиться с гормональных на более рациональные. Я был с Роуз целый год, и большую часть этого времени я дрочил.
Ждать её — это не самое сложное. Знать, что для неё лучше, но наблюдать, как она из упрямства отвергает это — вот что трудно.
Я открываю дверь душевой кабины. Она закрывает зубную пасту и аккуратно кладет её обратно в прибранный шкафчик. Её тело возбужденно и разгоряченно, и, скорее всего, она доставит себе удовольствие позже, чтобы облегчить пульсацию между ног.
Она взглянула на меня один раз, и её глаза тут же метнулись в сторону.
— У нас есть полотенца, Ричард, — она указывает наманикюренным ногтем на вешалку. — Махровая ткань. Мягкая. Манящая. Возможно, ты захочешь взять одно из них.
Уголки моих губ приподнимаются.
— Это всего лишь член, Роуз, — говорю я. — Тебе бы понравилось, если бы он оказался внутри тебя.
Она драматично закатывает глаза, но на её шее появляется румянец.
Я понимаю, что она боится потерять свою властность. Мы равны по многим показателям, но когда дело доходит до секса, я для неё словно бог для смертного. И это сводит её с ума. Не то чтобы она когда-либо была полностью в здравом уме.
Я непринужденно подхожу к ней.
— Итак, ты изучала политику, философию, французский, бизнес и моду в Принстоне, но очевидно, что ты немного отставала в знании жизни общаги. Пенн бы подготовил тебя в этом получше.
Ее глаза сверкают.
— Каким образом? Наличием в твоем колледже кучи малолетних озабоченных придурков?
Я тихонько встаю позади нее, и она с недоумением смотрит на меня через зеркало. Приближаться к Роуз Кэллоуэй — все равно что подходить к спящему тигру. Каждый раз есть шанс, что она меня укусит.
— Нет, — шепчу я, стягивая её халат, чтобы обнажить шею.
— Наличием там меня, — я легко касаюсь губами к её затылка.
И все её тело трепещет. В тот самый момент, когда мои руки опускаются на пояс ее халата, она поворачивается ко мне и кладет руки мне на грудь. Обычно я бы отступил, но я стою на своем. Прямо здесь. Не поддаваясь её требованиям.
Я поднимаю ладони, а затем сцепляю руки за спиной, показывая, что больше не трону её. Но если она захочет завить свои волосы, ей придется делать это со мной, голым, позади неё.
— Отойди, — говорит она.
— Если бы я и правда думал, что ты хочешь этого, я бы так и сделал.
— Я этого хочу.
Однако любопытство мелькает в её желто-зеленых глазах, и она впервые смотрит вниз на мой член.
Она остается невозмутимой, почти нечитаемой, но уголок её губ выдает её, приподнимаясь в легкой улыбке. Когда мы снова встречаемся взглядами, я наклоняю голову, удовлетворенно ухмыляясь, что только раззадоривает её.
Она предупреждающе поднимает палец.
— Не смей говорить «нравится то, что ты видишь?» иначе я порву с тобой прямо здесь, если ты произнесешь эти чертовски глупые слова.
Моя улыбка становится шире, я смеюсь и говорю: — Мне не нужно спрашивать тебя, Роуз. Я и так знаю, что нравится.
Она легонько толкает меня в грудь и старается не улыбаться.
— Почему я с тобой встречаюсь? Ты такой самодовольный, высокомерный...
— Самовлюбленный, — добавляю я, — привлекательный, милый, потрясающий.
— Это не было приглашением к раздаче комплиментов самому себе.
— Нет? Виноват, я думал, мы перечисляем мои лучшие качества.
Её глаза снова опускаются.
— Да, мой член, безусловно, одно из них.
Роуз скрещивает руки, её халат сползает, обнажая верхнюю часть груди. Мое тело возбуждается при виде ее гладкой кожи, её сосок очень близок к тому, чтобы выглянуть из черной ткани.
— Убери свой член, — говорит она.
— Ты встречаешься со мной не потому, что я тряпка, — напоминаю я ей. — Если ты хочешь проехаться по мужчине, тебе следовало бы выбрать Льюиса Джейкобсона.
Она смеется.
— Боже, даже не думай об этом. Он пялился на задницу каждой девушки, когда выбегал на корт.
Он был разыгрывающим защитником в Принстоне — тот тип парня, которому бы очень понравилось быть контролируемым Роуз.
— Просто помни, что я не собираюсь прогибаться под тебя.
— Но ты ждешь, что я прогнусь под тебя? — огрызается она.
— И вот мы уже в пятисотый раз в тупике, — я провожу рукой по мокрым волосам, откидывая пряди назад, и её грудь снова приподнимается от этого движения. — Два повара на кухне.
— Два доминанта, без сабмиссива, — добавляет она.
Я качаю головой и пытаюсь сдержать ухмылку, которая очень, очень раздражает её. Она выглядит так, будто собирается дать мне пощечину.
— Нет, — говорю я.
Она замирает.
— Что значит нет? Моя метафора такая же, как и у тебя!
Она ещё не осознает этого, но в постели она не доминант. Это причина, по которой она бьет по тормозам. Она настолько контролирует свою повседневную жизнь, что ожидает того же, когда ляжет в постель с мужчиной. Но если бы она действительно этого хотела, её бы привлек совсем другой парень, а не я, и она бы уже потеряла девственность, оседлав его.
— Думаю, мы оба знаем, что здесь только один доминант.
Ее глаза вспыхивают.
— Возьми свои слова обратно, Ричард.
Я хочу, чтобы в спальне она чувствовала себя такой же уверенной и сильной, как и вне её. Это та цель, которую Скотт Ван Райт не сможет забрать у меня, даже если попытается.
— Отказаться от правды? — я хмурюсь. — Тогда я буду лжецом. А я знаю, как сильно ты ненавидишь их, дорогая.
Она хватается за столешницу раковины позади себя и тянется, чтобы взять полотенце. Она пихает его мне в грудь.
Я ещё не проиграл.
Я обматываю ткань вокруг талии. Полотенце висит низко, чтобы она могла видеть мои рельефные мышцы. Я нахожу время для спортзала вместе с Лореном и его братом, но я всегда был в хорошей форме. Я вырос в желании достичь пика физического и умственного совершенства. Это недостижимая цель. Но я её поставил. К ней я стремлюсь.