— Ага, поругалась с родителями и убежала.
Не знаю почему, но мне дико хочется с кем-то поделиться своей болью. Наверное, потом я пожалею о своем необдуманном поступке, но тогда будет уже слишком поздно что-то исправлять. А Женя? Ну не знаю… мне почему-то кажется, что этот разговор останется между нами. И дело не в том, что он, насколько мне известно, не любит попусту трепать языком. Просто я отчего-то чувствую там, внутри, где-то очень-очень глубоко, что он меня понимает.
— Не верю, — Женя недоверчиво качает головой, а пряди его светлых волос спадают на лоб, я искренне улыбаюсь, а он, усмехнувшись в ответ, тянется за бутылкой «Короны», что стоит на импровизированном столике, сооруженном из коробок. Мои брови взлетают вверх, еще немного — и окажутся на затылке от удивления.
Я никогда не видела, чтобы он пил. Хотя, если так рассуждать, я вообще о нем ничего не знаю. Это получается, что я люблю красивую внешнюю оболочку, а сейчас узнаю его настоящего и, самое странное, не разочаровываюсь. Вот дела-то.
— Представь себе, такое бывает, — плюнув на нашу недружбу, швыряю новехонький рюкзак на старый диван и, наплевав на то, как он смотрится на дрянной обшивке, под удивленным взглядом голубых глаз нагло сажусь рядом с Женей.
Отчего-то мне дико хочется остаться рядом с ним и просто поговорить по душам. Да даже можно не по душам, потому что это действительно конкретный такой перебор в наших отношениях будет.
— Ты слишком идеальна, — звучит мне ответом и комплиментом одновременно.
И как на это реагировать, я просто не представляю. Мне еще никогда никто не говорил таких слов. Да, признаю, часто слышала в свой адрес, красивая или хорошая, но идеальная? Серьезно? Он меня настолько сильно идеализировал за столь короткое время?
— Тебе так кажется, — улыбаясь, уверенно тянусь к его руке и под недоумевающим взглядом забираю все еще непочатую «Корону».
Раньше я никогда не пила и не считала это занятие, которое нравится и взрослым, и подросткам, нормальным времяпровождением, но сейчас мне хочется попробовать даже самое простое пиво. Сделать хотя бы глоток и понять, чем оно ему нравится.
Прикрыв веки, делаю пробую, смакуя вкус на языке и слегка морщась. Чувствуется горчинка, но она не отталкивает, а наоборот, манит. Набравшись смелости, делаю еще один глоток, но побольше. И тут я чувствую другое… он словно встает поперек горла, а сильная рука, появившаяся за моей спиной в мгновения ока, не позволяет отбросить коньки прямо здесь, на пыльном бетонном полу.
— Эй-эй, погоди. — Бутылка резко исчезает из хрупких рук, оставляя меня в некотором замешательстве. — Ты раньше пила? — звучит настолько уверенно, что мне кажется, он вот-вот рассмеется надо мной. Подумает, что я глупая ботаничка, впервые увидевшая иную сторону жизни. В чем-то он даже будет прав, глупо это отрицать.
— К чему такой вопрос? — вздернув бровь и уверенно задрав подбородок, смотрю на него не моргая. Еще чего не хватало, признаться, что это мой первый раз. Он же точно тогда меня засмеет, и это в лучшем случае.
— Неуверенно, но смачно приложилась. Вот в чем дело, — произносит, заливисто смеясь, и тихо продолжает: — Тебе хоть восемнадцать есть?
— Да, а тебе?
И действительно, я ведь даже не знаю, сколько ему лет-то. А еще люблю, называется. О Господи, какая же я идиотка. Ну как можно любить человека и ничего о нем не знать? Ни возраст, ни хобби… вообще ничего.
— Месяц назад исполнилось, — склонив голову к плечу и прищурив взгляд, начинает рассматривать меня как-то по-особенному. Настолько, что я чувствую жар своих щек. Еще немного — и можно яичницу жарить. — Ты ведь раньше не пила, да?
— Нет, не пила, — признаюсь неуверенно и опускаю голову. С огромным интересом начинаю рассматривать свои руки, мысленно придираться к корявым пальцам и неровным ногтям, коих быстро насчитала три штуки, лишь бы не смотреть на него, весело хохочущего.
— Рассказывай, вареник. — Ну вот. Снова это давно позабытое прозвище, вызывающее стадо мурашек на коже, которые носятся галопом по телу и хочется пищать от счастья. Это какое-то нереальное сумасшествие. Ну разве можно фанатеть от обзывательства? Пусть оно и мило, ну обзывательство же!
— Родители. Они уверены, что я должна быть медиком, как папа, бабушка и дедушка. Ну, или на худой конец податься в преподаватели, но снова медицина. Они помешаны! Это идея фикс, — размахивая руками и ругая их на чем свет стоит, упрекаю в упертости, которую просто нереально свергнуть с пьедестала «я прав, а ты будь волен выполнять», рыча и шипя, изливаю всю боль, что накопилась во мне за последние несколько лет. — А ведь я не хочу быть медиком, — всхлипнув, вытираю рукавом слезы.
— А кем ты хочешь быть? — звучит совсем тихо, я поднимаю удивленный взгляд и понимаю — ему действительно интересно.
— Мне нравится рисовать и придумывать что-нибудь. Хочу податься в рекламу, но вряд ли это получится, — снова всхлипнув, вытираю тем же рукавом слезы.
— Это хорошо, что ты уже определилась с тем, чем хочешь в действительности заниматься.
Мне кажется, или он действительно меня поддерживает? Не осуждает мой выбор, не считает его глупым и не пытается отговорить, а поддерживает? А еще он не смеется надо мной, только улыбается, обещая лишь лучшее.
— Спасибо, — шепчу, искренне улыбаясь и залипая на его глазах, напоминающих великолепное озеро Аннеси, прославившееся своей чистотой. Достаточно в него заглянуть, чтобы увидеть свое отражение. Так и глаза Жени, чисты и прекрасны. И в них я вижу свое отражение.
— Как твои колени? — звучит спустя долгую минуту, которую мы рассматривали друг друга как-то по-новому. По-особенному, что ли.
В его взгляде я не вижу презрения или недовольства, только нежность и заинтересованность. Может, дело в том, что он увидел меня настоящую? Увидел, что я могу плакать и переживать за свое будущее, что могу злиться на родителей за их непонимание. И могу быть простой девчонкой.
— Это были мои любимые колготки, — произношу, тихо рассмеявшись и вспомнив день, когда мне пришлось распрощаться с ними.
Иногда, чтобы показать родителям свою неидеальность, я надеваю цветные колготки. На все их просьбы снять это безобразие я лишь пожимаю плечами и отвечаю, что мода такая. Но самое страшное, что я на самом деле полюбила эти необычные колготки, от которых многие шарахаются. Полюбила настолько сильно, что в моем гардеробе на сегодняшний день есть все цвета радуги и выделена отдельная полка.
— Красные? — спрашивает недоверчиво, на что я просто киваю и, нагло отобрав у него «Корону», делаю глоток.
Не знаю, как долго нахожусь здесь, но по ощущениям прошло больше часа. Мы выпили три бутылки легкого пива, и, что самое интересное, каждый раз одну на двоих. За время, проведенное в тусклом гараже, освещенном одной лишь лампой, я поняла, что мне ужасно нравится находиться рядом с ним, слушать его забавные истории, от которых я заливаюсь безудержным смехом. Мне просто нравится эта непринужденная атмосфера, в которой я вроде чужая.
— Можно, когда мне будет плохо, я снова к тебе приду? — спрашиваю около своего дома и, затаив дыхание и смотря на соседский палисадник, жду ответа.
Теплая ладонь касается щеки, большой палец скользит по виску и, подхватив выбившуюся прядь из растрепанного пучка, заправляет за ухо. У меня моментально перехватывает дыхание, и появляется такое чувство, что я вот-вот свалюсь прямо на него. В его крепкие, такие желанные объятия. Мечтая попробовать его губы на вкус, медленно, но уверенно поворачиваюсь к нему лицом и, подняв голову к ночному небу, усыпанному миллиардами звезд, смотрю в глаза. Темные, как эта ночь.
— Можно, — тихий шепот и легкое прикосновение теплых губ стали мне ответом на сотню вопросов, что я мечтала ему задать. — Беги домой, уже поздно.
Глава 8
Виктория
В школу бегу со счастливой улыбкой на лице, предвкушая долгожданную встречу с Женей. Чего я жду? Сама не знаю. Теплый ветерок дует в спину, шоколадные пряди волос попадают в рот, прилипают к губам, намазанным малиновым блеском, заставляя отплевываться. Если раньше меня это дико раздражало, то сейчас глубоко пофигу. Подумаешь, блеск сотрется, заново намажу. В очередной раз отлепив прядь волос от губ, влетаю в холл школы, а затем, чуть ли не перепрыгивая по несколько ступенек, в класс.
