затронет глубинные собственнические инстинкты, заставляя опять доказывать себе и мне, что я — его женщина.
Еще я прекрасно понимаю, что Зверя не остановит наличие шумного офиса за тонкой перегородкой, совсем не далеко ушедшие новые партнеры и его брат. И, если произойдет самое страшное, то думать о работе в этой компании будет просто смешно.
Не важно, каким образом в итоге разрешится конфликт, пусть даже судебным преследованием… Но сюда мне дорога будет заказана, это точно.
Все эти мысли скачут внутри совершенно пустой черепной коробки, словно обезумевшие белки в парке, я их даже не ловлю, не пытаюсь угомонить. Бессмысленно. Все теперь бессмысленно.
Зверь, снова появившись в моей жизни, снова ее разрушил. Полностью. До основания. И не факт, что я смогу опять подняться…
И потому, когда он останавливается, не выпуская, впрочем, меня из объятий, я не сразу раскрываю глаза.
Не сразу могу поверить в то, что это прекратилось. Хотя бы на какое-то время.
— Сладкая… — низкий хрип Зверя звучит странно… Озабоченно? Он переживает о чем-то? О том, что делает что-то не то? Правда?
Раскрываю глаза, смотрю в его лицо.
Близкое сейчас очень.
Он наклонился и дышит практически мне в губы.
Горячо от его дыхания, сушит кожу, заставляет мурашки разбегаться веером по телу.
— Пожалуйста… — мой голос не менее хриплый и болезненный, чем у него, но не говорить я не могу, надо пользоваться любой возможностью! — Пожалуйста… Отпусти…
— Не могу, сладкая… — отвечает он и в доказательство еще сильнее сжимает пальцы на моей талии, — не могу, понимаешь?
— Не понимаю… — неловко пытаюсь упереть ладони в его грудь, чтоб хоть чуть-чуть отстраниться, — не понимаю… Я… Я уже сказала, что я… Живу с другим человеком…
Не надо было этого говорить!
Но как остановить его? Если это и возможно, то только таким способом.
Зверь, я — распутная, грязная девка! Не для тебя, чистюли и моралиста! Пойми это и отпусти уже меня!
Забудь, забудь про меня!
Его лицо непроницаемо, не понять, доходят мои слова, или нет.
Судя по тому, что тяжелые руке по-прежнему на талии, не доходят. И значит, дело плохо.
Помнится, год назад ему было плевать на мой моральный облик. Не совсем плевать, но, по крайней мере, отпускать меня он не собирался. Жениться, правда, тоже…
Хотя, его мнение менялось в тот момент по мере нашего сближения.
И в итоге, совсем поменялось…
На мою беду.
Потому сейчас информация о моей порочности может и не сработать. Слишком взгляд безумный.
И пальцы на талии скользят ниже, жадно, по-собственнически ощупывая меня.
С него станется просто утащить в машину, наплевав на то, сколько человек его увидит, и увезти на нашу родину. Почему нет? Пока здесь, в благополучной Европе, среагируют на преступление против личности и харрасмент, мы уже гранцу пересечем. Особенно, если у него джет.
А у него джет. Был, по крайней мере, еще год назад.
— Слушай, Наира, — он сопит, тянет меня еще ближе, хотя, кажется, это физически невозможно… Возможно! Еще как возможно! — Давай прекратим это… Какой другой человек? Это все глупость. Давай поговорим. Просто поговорим. Сначала. Не здесь, в другом месте… Я… Клянусь, я тебя выслушаю. Я , может, не уделял тебе внимания, не слушал тебя… Но я выслушаю. И, если ты обиделась на что-то, если причина побега в моем отношении… То я… Я буду меняться. Да. Буду. Веришь?
Я смотрю на него, силясь не зарыдать в голос.
Ох…
Если бы он таким тоном все это сказал мне тогда…
Я бы, наверно, и не стала…
Хотя, нет!
Стала!
Стала бы!
Потому что этот тон и этот взгляд — его секретное оружие! Он влияет на меня на каком-то, совершенно глубинном, подсознательном уровне, заставляя подчиняться, верить ему. А потом… Потом он применяет тяжелую артиллерию, целует, утаскивает в кровать, заласкивая до безумия и полного отключения мыслительной функции…
Я знаю, о чем говорю, я в таком состоянии несколько месяцев провела.
Пока не прозрела. И мой процесс выздоровления был болезненным. Но что поделать, иногда спасти весь организм можно, только отняв гниющий орган…
Поэтому я ему не верю.
Ему надо, чтоб я согласилась, покорно вышла с ним из дверей конференц-зала, покорно села в машину… А дальше — уже проще.
Оставшись со мной наедине, там, где нет риска, что в любой момент помешают, Зверь подключит свои инстинкты… И я пропаду. Опять.
А мне нельзя пропадать, у меня…
— У меня ребенок, мне надо к нему.
Если бы я знала, что слова о ребенке заставят Зверя вздрогнуть и разжать лапы, я бы сказала раньше, клянусь!
Получив неожиданную свободу, тут же восстанавливаю наше статус кво, отпрыгнув от Азата на приличное расстояние. И уже оттуда смотрю с опаской в его лицо. Внутренне содрогаюсь от дикого, жестокого выражения.
О чем он думает сейчас?
Явно не о том, что ребенок от него. И это хорошо же…
— Он мой? — тут же рушит мои иллюзии Зверь, и я, быстро облизнув губы, потому что сухость эту уже невозможно терпеть, как и его вкус на себе, торопливо отвечаю:
— Нет, конечно.
От этих слов у него что-то странное происходит с лицом.
Вроде бы и маска каменная, а в глубине глаз, в четче прорезавшихся морщинках, в острее обозначившихся скулах — гнев, ярость, жажда… крови?
Он убить меня хочет?
За то, что , якобы, изменила?
Какая циничность!
Хотя, для нас измена мужчины — это не то, что должно волновать его жену… Так ведь, Зверь?
Воспоминания больно бьют по сердцу, но дышать становится легче.
Я окончательно сбрасываю с себя оковы недавней страсти, укрощаю некстати взбунтовавшееся тело и твердо смотрю в лицо своего бывшего мужа.
Своего врага.
Да, Азат теперь — враг мне. Потому что, если он узнает, что Адам — его сын, то не будет мне свободы. Не будет мне счастья. Или нас вместе заберет, полностью проигнорировав все законы , или… Сама мысль эта пугает своей простотой и логичностью.
Он может забрать Адама!
Конечно, может!
Тоже, руководствуясь лишь своими внутренними мотивами, забыв про мои чувства, про законы, вообще про все забыв!
Вспоминаю, как Азат, когда еще все было хорошо у нас, когдя я была не Нэй, а сладкой дурочкой Наирой… И вот в те благословенные времена мой любящий муж рассказывал, насколько сильно хочет
