— Что? — спросила она заплетающимся языком.
— Такое дело, — Алиса села на край кровати и сложила руки на коленях. — Он сказал, что…
— Слушай, принеси мне еще бутылку, а? — мать махнула рукой в сторону двери и вновь уставилась в экран. На нем, судя по ее расширенным зрачкам, происходило что-то невероятно интересное и захватывающее.
— Он сегодня сказал, что… — Алиса смотрела на разгорающиеся по телевизору страсти и чувствовала, как ею овладевает злость вперемешку с отчаянием. — В общем, Карапетян приходил, отец Миши. Я с ним в одном классе училась. Ну, Карапетян, который… — она зажмурилась и перевела дыхание, — Огромный такой, волосатый… А Миша, он… такой же… в общем…
Алиса не понимала, зачем говорит об этом матери. Та ведь прекрасно знала друзей отца. В городе их все знали.
— Я просто думаю, как мне сказать ему, что я не хочу… что у меня совсем другие планы. Что это моя жизнь и вообще…
Мать потянулась к бутылке, чтобы вылить остатки в бокал, но та выскользнула из ее пальцев и упала, испачкав покрывало.
— Вот черт, — прошипела она и обернулась к Алисе. — Принеси еще.
— Мам, тебе, наверное, хватит, — покачала головой Алиса.
— Я сама решу, что и когда мне хватит!
— Тогда сама и иди! — разозлилась Алиса и вскочила. Когда она была уже у двери, рядом с ней грохнулась пустая бутылка. Она не разбилась, ударившись о ковер, но Алисе показалось, что ее осколки разлетелись в разные стороны, попутно исполосовав ее лицо и тело.
— Иди и принеси! — хрипло повторила ей в спину мать.
Алиса молча вышла и захлопнула за собой дверь. Пахло табаком. Во дворе лаяли сторожевые собаки. У ворот несколько раз просигналили.
«Еще кого-то черти принесли», — подумала она и подошла к лестничным перилам.
— А вот и мы! — раздался голос Гантемирова.
Он появлялся в доме, пожалуй, даже чаще других. Был вежлив и предупредителен, но однажды Алиса видела, как он пьяный целился из пистолета в одну из их собак, пытаясь выиграть спор. Он его проиграл, пуля застряла в стене сарая, и тогда он швырнул на стол пачку денег, все еще порываясь сделать второй выстрел.
Их дом был похож на звериное логово, но другого у нее никогда не было.
Алиса присела на корточки, держась за резные балясины, чтобы стать как можно менее заметной. Она видела, как вошел Гантемиров, а следом за ним еще кто-то. Из-за спины Гантемирова она никак не могла разглядеть того, второго, но что-то в его фигуре показалось ей знакомым. Когда второй гость вышел из тени, она ахнула и, приблизив лицо, ударилась лбом об опору.
Тот самый парень из кафе быстро оглядел пространство цепким взглядом, и Алиса могла бы поклясться, что в его глазах полыхнул холодный огонек. Такой же, какой она не раз замечала у своего отца. Быть может, виной тому это была игра света или ее возбужденное состояние, потому что, когда их взгляды пересеклись, кроме легкого пренебрежения с капелькой насмешки она ничего не увидела.
Щеки ее вспыхнули, а ладони вспотели. Видеть его в доме было странно и неправильно, но именно это и происходило. Когда он и Гантемиров пересекли прихожую, Алиса услышала новое для себя имя.
— А вот и наш Дмитрий Валентинович! Прошу любить и жаловать! Завтра он у нас обратно в Москву собирается. Но собраться еще не значит уехать, правильно я говорю? Вам еще понравится у нас, остаться захотите!
7 Партия первая
«Дмитрий Валентинович, ну надо же!» — фыркнула Алиса и поднялась. Ее потряхивало и немного знобило, словно на улице царила не жара, а промозглая осень.
Она подошла к двери в конце коридора за лестницей и толкнула дверь. За ней находилась пустая комната с выходом на верхнюю террасу, которая располагалась как раз над гостиной. Дом был большой, с кучей хозяйственных построек во дворе, но все они запирались, да и Алиса не испытывала желания узнать, что в них находится. Себе дороже. Однажды, когда ей было лет десять, она сунулась в сарай, потому что услышала изнутри какой-то шум, но отец увидел ее из окна и окликнул. Просто окликнул, однако от его взгляда и звука голоса у Алисы затряслись поджилки. Прямо как сейчас.
Вообще-то это была ее оплошность. Не следовало поддаваться любопытству. Чувства и эмоции необходимо держать при себе, чтобы не попасться под горячую руку. Разговор с матерью не в счет: через полчаса-час она заснет в обнимку с бутылкой и не вспомнит о том, что Алиса вообще к ней заходила. В своих снах она, вероятно, будет видеть себя молодой, в объятиях какого-нибудь сериального героя.
Подумать только, ведь ее мать девятнадцать лет назад победила в областном конкурсе красоты! Где-то даже лежал альбом с фотографиями, где она стоит на сцене с огромным букетом цветов и лентой победительницы, сверкая белозубой улыбкой и придерживая корону на голове.
Алиса вышла на террасу, но остановилась, прижавшись к стеклянной двери. Вытянув шею, она попыталась разглядеть сквозь окружавшую по периметру невысокую перегородку, есть ли кто-то на площадке перед домом. На ней располагалась мангальная зона, и сизый ароматный дымок весело извивался сквозь ветки грушевых деревьев и щекотал ноздри.
Рисковать не хотелось, поэтому Алиса встала на четвереньки, пересекла террасу и легла на живот, привычно спрятавшись между стоек.
Гоча, в фартуке и обвязанной вокруг головы бандане, ловко насаживал куски мяса на шампуры и складывал их поверх таза, готовя к жарке. В большом чугунном мангале на витых ножках потрескивали вишневые и липовые чурки. В воздухе, словно бабочки, летали частицы пепла.
В носу опять защекотало, и Алиса едва успела зажать нос и рот ладонью, чтобы не чихнуть на весь двор. Глаза заслезились. Она выдержала паузу, но, кажется, никто не заметил ее присутствия.
Двери из гостиной на улицу были распахнуты. Алиса слышала голоса и пыталась определить, какой из них принадлежит новому гостю. Она не могла не думать о нем. Хотя бы потому, что никак не могла принять ситуацию, где он оказался гостем ее отца. От одной этой мысли у нее холод бежал по телу.
«Если они будут играть, то все это закончится очень плохо»…
Она знала это наверняка. Нет, правильнее было бы сказать: чувствовала. Но в ее случае чувствовать и знать давно стали синонимами.
Сейчас Алиса чувствовала опасность. Как и тогда, в кафе. Если бы она только знала, что он решит прийти сюда, то сказала бы ему, что этого делать нельзя. Те слова, что она произнесла тогда, следовало бы трактовать совсем наоборот, но теперь… что ж, теперь она вряд ли может как-то помешать тому, что скоро произойдет.
Приподняв голову, Алиса вновь посмотрела вниз. Теперь Гоча стоял у тандыра и насаживал свиной окорок на крюк внутри печи. Кожа на его спине и плечах блестела от пота, отчего синие татуировки напоминали рисунок акварелью.
Вышел отец. Алиса стиснула рот и задержала дыхание.
Ему пятьдесят восемь, но он все еще крепок и силен. Иногда ее посещали ужасные мысли о том, что было бы, если бы его разбил паралич или настиг инсульт. Казалось, что с его образом жизни и той злостью, которая жила в нем, что-то вроде этого и должно было произойти, но не происходило. Это значило только одно — оставаться рядом с ним она больше не могла. Выйти замуж за Мишу Карапетяна теперь казалось ей уже не таким страшным испытанием. Все же может как-то устроиться со временем, лишь бы не здесь… не под этим тяжелым душным куполом и надсмотром.
…Солнце клонилось к закату. Спину Алисы нещадно пекло сместившимися лучами. Но она продолжала лежать на бетонном полу террасы, слушая доносившиеся до нее обрывки фраз.
Музыку давно выключили. Сейчас внизу звучали привычные слова: прикуп, ставка, пас…
«Наверное, он бизнесмен, этот Дмитрий Валентинович… — копошилась в голове Алисы тревожная мысль. — Они отнимут у него все деньги. А он еще и должен им останется».
Алиса так много знала об этом, подслушивая исподтишка, что могла бы предсказать исход игры, стоя за закрытыми дверями. Но сегодня ее поразило то, что они привели свою «жертву» сюда, к ним домой, что, в общем-то, уже не играло никакой роли. Нужно быть полным идиотом, чтобы после проигрыша надеяться вернуть свои деньги. Возможно, с мелкими мошенниками этот номер и прошел бы, но когда игра идет по-крупному с подобными ее отцу и его компании людьми, шансов не остается. И никакая полиция не сможет этого изменить. А вот риск нарваться и в итоге сгинуть резко повышается.
