снимок?
— В моей сумочке.
— Ледженд, — говорит Рид, кивая в сторону камеры, в которую он ее поместил.
Схватив с пола сумочку, я бросаю ее ему.
Он сразу же начинает рыться в ней, пока не вытаскивает маленький, знакомый квадратный листок бумаги.
Потом смотрит на него, изучая все детали, прежде чем передать мне.
Мой желудок болезненно скручивается, когда я смотрю на снимок. Он так похож на тот, что был у Летти с нашим маленьким мальчиком, только когда я смотрю на него, то ничего не чувствую.
Ребенок явно меньше и его не так легко разглядеть, но он есть, и на полях сбоку указано имя Аланы и дата на прошлой неделе.
— Дата родов? — рявкает Рид, и она немедленно выпаливает дату через шесть месяцев.
Он снова садится перед ней, не сводя с нее глаз.
— Когда ты зачала ребенка?
— Не скажу, — огрызается она. — Это личное.
— Настолько личное, что не боишься смерти?
Женщина приоткрывает губы, готовая заговорить.
— Нет, я так не думаю.
Алана отрывает взгляд от Рида и снова смотрит на меня.
— Это произошло в ту ночь, когда ты отвез меня в греческий ресторан в Мэддисоне. После мы остановились в отеле «Ройал» в том невероятном люксе. Помнишь?
Я киваю один раз, к сожалению, слишком хорошо все это помня.
— Той ночью.
— Ты принимаешь противозачаточные, — заявляю я. — И я ни разу не приблизился к тебе без защиты.
Она усмехается.
— Не будь таким наивным, Кейн. Ты не хуже меня знаешь, что нет стопроцентной гарантии. — Она закатывает глаза, как будто ответ так очевиден, но, несмотря на ее слова, я все еще ей не верю.
Я понятия не имею, почему. Отстраненность в ее словах, полная противоположность тому, как Летти говорит о своей беременности даже через год после ее потери. Что-то просто не так.
Звонок мобильного телефона Рида прорезает тишину, когда мы с Аланой смотрим друг на друга, она ждет, когда я отзову Рида, а я жду правды.
— Да, — рявкает он в телефон, который на этот раз не включен на громкую связь. — Хорошо, отлично. Огромное спасибо. Ты сказал все, что мне нужно.
Рид вешает трубку, напряжение только усиливается теперь, когда он знает правду.
Мое сердце колотится, а голова начинает кружиться.
— Рид? — Мой голос звучит отчаянно, и я ненавижу, что она слышит мою уязвимость, но мне нужно знать, что она лжет. Нужно иметь возможность пойти к Летти и сказать ей, что это чушь собачья, что она единственная, кто когда-либо носила моего ребенка.
— Возвращайся наверх, Кейн.
— Нет, я хочу быть здесь, — возражаю я.
— Иди наверх, сейчас же.
— Но…
Рид поворачивается и смотрит мне прямо в глаза.
— Ладно. Хорошо. — Я вскидываю руки в знак поражения.
Повернувшись к ним спиной, я прохожу мимо камер, задаваясь вопросом, есть ли в них кто-нибудь еще, и если да, то как много они могут услышать, прежде чем я поднимусь по лестнице и вернусь на кухню за еще одним пивом. Но прежде чем дверь в подвал захлопывается за мной, я слышу ее пронзительный крик.
Замираю, слушая, как он звучит, молясь, чтобы это означало, что она лживая стерва и вот-вот получит все, что ей причитается.
Отчаянно хочу добраться до винного шкафа Рида и взять что-нибудь покрепче, но знаю, что не могу. В ту секунду, когда он подтвердит то, что я знал с того момента, как Алана открыла рот на той парковке, я пойду за Летти.
Я все еще расхаживаю взад-вперед с полупустой бутылкой пива в руке, когда дверь снова захлопывается, и Рид появляется передо мной.
Его торс испачкан кровью, а на губах играет довольная, злая ухмылка.
— И что?
Не говоря ни слова, он достает бутылку виски и стакан, щедро наливает себе, прежде чем опрокинуть его.
— Как много ты знаешь об этой сучке?
— Ничего.
Он кивает, наливая еще порцию.
— В детстве с ней жестоко обращались.
— Судя по тому, как она стояла на своем с тобой, это меня не удивляет.
— Все было так плохо, что она попала в больницу с серьезными внутренними повреждениями.
— И? — спрашиваю я, не понимая, к чему он клонит.
— Она бесплодна, Кейн. Нет никаких записей о том, что она беременна или когда-либо была беременна. Повреждения были настолько серьезными, что она не может забеременеть.
— Черт, — выдыхаю я, облегчение наполняет меня. — Так зачем все это?
— Я не знаю. Она по-прежнему отказывается говорить. Но я это выясню.
— Она все еще жива?
— Конечно. Что ты обо мне думаешь? Я бы ни за что не убил ее, не насладившись ею сначала.
— Ты чертовски болен, знаешь это?
Он выпивает еще одну порцию виски.
— Иначе тебя бы здесь не было. И какого хрена ты все еще здесь? Иди за своей девушкой.
— Позвони мне, когда узнаешь.
— Конечно. Хотя это может быть и не так быстро. Что-то подсказывает мне, что она заставит меня поработать ради этого. — Его улыбка становится порочной, когда он фокусирует глаза на точке за моим плечом и представляет все, что собирается с ней сделать.
— Ну наслаждайся этим, ты, извращенный ублюдок.
Он разражается смехом, когда я ставлю бутылку на стойку и направляюсь к двери.
— Говоришь это так, словно ты гребаный святой, Ледженд.
— Ага, архангел, блядь, Габриэль, братан.
Он все еще смеется, когда я подхожу к входной двери и проскальзываю через нее, оставляя его наедине с его вечерними пытками.
Завожу двигатель и мчусь по длинной подъездной дорожке Рида, более чем счастливый уйти от этой лживой сучки и оставить ее поиграть с Дьяволом и выяснить, где на самом деле лежат ее пределы и что заставит ее признаться.
Впервые увидев Алану, я понял, что что-то
