— Я плохо это помню, — говорю я. Мистер Данбар всегда был занят или находился на заднем плане. Приезжал на барбекю по соседству только для того, чтобы снова исчезнуть из-за телефонных звонков. Адам был одиноким персонажем, шел рядом с моим братом, они оба были в очках и склоняли головы над игрой или книгой. Даже тогда казался отстраненным. Не совсем из Фэрхилла.
— Ты не так уж много пропустила, — говорит мама.
Снаружи раздается автомобильный гудок. Из-за рождественских занавесок я замечаю гигантский джип, припаркованный возле дома. Нервы зарождаются в животе, трепеща тонкими, как паутинка, крылышками. Мне почти тридцать. В жизни было множество свиданий, много плохих, несколько хороших. И прошло больше десяти лет с тех пор как я была влюблена в Адама Данбара.
Но тело, похоже, этого не знает.
— Повеселись, милая, — говорит мама. — Помни, мы с твоим папой завтра рано уезжаем к тете и дяде.
— И вас не будет все выходные. Знаю, — говорю я. — Я позабочусь об Уинстоне.
— Спасибо, милая.
— Следи за прогнозом погоды! — кричит папа. — Предупреждают о приближении снежной бури, которая должна проходить к северу от нас, но я на всякий случай запасся дровами.
— Хорошо, так и сделаю!
— Пока!
— Пока, увидимся позже!
Я, наконец, выбегаю на скользкую подъездную дорожку. Адам сидит на переднем сиденье гигантского джипа и смотрит, как я, как Бэмби, пробираюсь к машине. В холодном воздухе от дыхания поднимается белый шлейф.
Мне приходится дважды потянуть, чтобы открыть пассажирскую дверь. Адам криво ухмыляется, наблюдая, как я забираюсь в машину. Густые волосы падают ему на лоб.
— Привет.
Мой голос прерывистый.
— Привет.
— Ты заставила ждать.
— Прости. Папа решил, что сейчас самое подходящее время прочитать лекцию о просмотре прогнозов погоды.
— Важное времяпрепровождение, — говорит Адам. Он заводит машину и все четыре колеса катятся по обледенелой улице, словно это детская игра. Сиденья пахнут кожей, деньгами и мужчиной.
Я думаю о крошечной «Хонде», все еще стоящей в слишком дорогом городском гараже. Прошло два месяца с момента его выпуска.
— Итак, — говорит Адам. — Малышка Холли Майклсон собирается показать рождественскую ярмарку.
Я стону.
— Малышка, — говорю я. — Как унизительно. Ты раньше именно так обо мне думал?
— Ну, ты была маленькой, — говорит он. — Всего четырнадцать, когда я уехал в колледж, верно?
— Ты помнишь?
— Я вчера занимался математикой, — он сворачивает с Мэйпл-Лейн, держа одну руку на руле.
— Ты всегда был хорош в математике, — говорю я. Комментарий глуп, но он улыбается. Этот изгиб губ.
— Помнишь это? — говорит он.
— Конечно, помню. Вы с Эваном иногда делали домашнее задание за кухонным столом.
— Я помогала тебе однажды. С математическим анализом.
Я киваю и складываю руки на коленях.
— Да. Спасибо, кстати.
Он снова смеется. В машине звук окутывает. С каждым жестом я чувствую, что все глубже погружаюсь в старую любовь.
— Почти уверен, ты уже сказала спасибо за это, Холли. Пятнадцать лет назад.
— Ну, на всякий случай, — говорю я.
— Что ж, не за что, — говорит он. — Мне было приятно.
Тепло разливается в груди, и я сосредотачиваюсь на предстоящей дороге, отводя взгляд от соблазнительных полуулыбок.
Улица перед средней школой заставлена машинами.
— Там может быть довольно много людей, — говорю я, констатируя очевидное.
— Половина, вероятно, не из города, — бормочет он.
Я улыбаюсь.
— Сказал как истинный житель Фэрхилла. Снова становишься одним из нас?
— Никогда, — говорит он, но не похоже, что именно это имеет в виду. Адам находит место напротив входа и паркуется как чемпион. Я наблюдаю за плавным вращением руля, за сильной линией его шеи, когда тот оглядывается через плечо.
Было бы намного проще, не останься он таким же, как прежде, с очаровательной полуулыбкой и интеллектом, но с добавленным слоем компетентности и мужественности.
Он ловит пристальный взгляд, и по лицу медленно расплывается улыбка.
— Все хорошо, Холли?
— Да, — говорю я. — Просто думаю о том, насколько ты возненавидишь ярмарку.
Он стонет.
— Не напоминай. Я делаю это ради тебя, знаешь же.
— О, правда?
— Да.
— Только потому, что купил дом в городе, в котором у тебя нет друзей, — усмехаюсь я, это задумывалось как поддразнивание, но тут же жалею об этом.
Должно быть, это отражается на лице, потому что Адам хихикает.
— Сурово, но справедливо. Не думаю, что четырнадцатилетняя ты сказала бы это.
— Она в ужасе внутри, обещаю.
Он улыбается и кивает в сторону окна.
— Может, еще немного напугаем ее и вместе сходим на рождественскую ярмарку?
— Давай, — говорю я.
Но, думаю, она бы не пришла от этого в ужас. Визжала бы от радости.
Вход забит и приходится протискиваться сквозь толпу, чтобы добраться до билетной кассы. Гигантские рождественские елки обрамляют вход, а из динамиков доносится напев Фрэнка Синатры.
— Охххх, — выдыхаю я. — Фантастика.
Адам фыркает.
— Посмотри на их сумки. Это торговый центр с рождественской тематикой.
Я подталкиваю его локтем.
— Они покупают рождественские подарки.
— Да, потому что ничто так не говорит о Рождестве, как расстаться с кровно заработанными деньгами и покупать вещи, которые никому не нужны.
— У тебя сегодня плохое настроение.
Он качает головой и бросает на меня мудрый взгляд.
— С возрастом приходит мудрость, малышка Холли.
— Ты должен перестать называть меня так.
Он покупает два билета на входе. Только когда мы оказываемся внутри, Адам отвечает:
— Почему?
— Я уже не маленькая. У меня есть работа, машина, квартира.
— В Чикаго, — Адам ведет меня вокруг киоска с попкорном. Аромат маслянистой кукурузы восхитителен и аппетитен, но далеко не так интересен, как этот разговор. — Я тоже там живу. Когда не покупаю недвижимость в Фэрхилле.
— Что часто случается.
Он фыркает.
— Один раз, и я не горю желанием повторять это.
Я прикусываю губу и хочу спросить, почему он вернулся, почему купил дом, но что-то подсказывает: он не станет говорить об этом посреди гигантской рождественской ярмарки.
Я сжимаю его предплечье.
— Тогда позволь провести полную экскурсию. По всем моим любимым местам.
— Боже, помоги, — бормочет он. — Показывай дорогу.
Несмотря на предыдущий комментарий, я веду его в Киоск с горячим шоколадом «Джинна». Гигантская очередь должна быть достаточным доказательством того, что это необходимо.
Но я на всякий случай перехожу в наступление.
— Конечно, шоколад содержит много сахара, но сегодня Рождество, — говорю я. — К тому же здесь холодно. Ни один визит не был бы полным без горячего напитка.
Адам смотрит поверх моей головы на гигантский медный чан с горячим шоколадом.
— Угу. Я в порядке, пока ем взбитые сливки.
— О. Ну, это можно устроить.
— Я имею в виду много, Майклсон. В огромных количествах.
Я улыбаюсь.
— Кто знал, что Адам Данбар такой сладкоежка?
— Все, кто когда-либо покупал для меня продукты, — говорит он. Затем хмурится. — Это прозвучало очень оторванно от реальности, не так ли?
Я смеюсь.
— Немного. Но, полагаю, такова твоя реальность, не так ли? Массажи шиацу после тренировок, личные помощники, обрабатывающие электронную почту, автомобили-монстры, которые идеально обслуживаются?
— Я ни разу не делал массаж шиацу.
Я цокаю языком.
— Столько денег и никакого смысла. Массажи — лучшая часть жизни.
— О, да?
— Да. На твоем месте я бы делала разные массажи на каждый день недели.
— Думаю, этого было бы трудно достичь в Фэрхилле.
— Тогда, когда вернешься в Чикаго, к модному образу жизни, ненавидящему Рождество.
— Модному образу жизни, — повторяет он. Адам качает головой, прищуриваясь, когда смотрит на меня. — Ты такая же, Холли. Такая, какой была, будучи ребенком.
