Знала, конечно.
И я помню лицо Алексея Романовича на нашей свадьбе и то, что его тост за счастье молодых был самым коротким.
Лично он мне ничего не высказывал, но я чувствовала его разочарование, злость и недовольство сыном, которому удалось отстоять свое право быть со мной.
Молодым и глупым.
— Тебе пора, Люба, — Богдан немного прищуривается. — Света будет тебя ждать, и она точно обидится, если ты решишь не прийти. Она стала более эмоциональной, ты не заметила? Это у нее от тебя, — взгляда не отводит, — тебя тоже на ранних сроках накрывало.
— Я хочу, чтобы ты ушел... Проваливай...
У меня отключается мозг под волной жалости к себе. Всхлипываю:
— Уходи... Оставь меня.
В его кармане коротко вибрирует телефон, оповещая о сообщении.
Богдан выхватывает телефон, мельком смотрит на экран и встает:
— Люба, ты умная женщина и должна все сама понимать, — прячет телефон обратно в карман. —
Ты сейчас нужна нашей дочери, у которой впереди важное и красивое событие в жизни.
Имею ли я право испортить ее радость, ее предвкушение счастливой семейной жизни своими слезами и криками, что ее отец, который должен будет станцевать с ней белый танец, обманщик и негодяй?
— Люб, — подходит ко мне и касается моего лица пальцами, — ты моя жена и, как ты сама любила говорить, жена — это не только любимая девочка, которой приятно покупать белую норковую шубку, но и партнер, который правильно оценивает риски.
Я задерживаю дыхание.
Говорила, да, но это не относилось к его связи на стороне и внебрачной дочери.
— И что еще? — задумывается ненадолго и говорит. — Что все имеет свою цену.
Это и тебя сейчас тоже касается, и я надеюсь, что ты все же поедешь на встречу с флористом и вы со Светой наконец выберите эти чертовы цветы.
Глава 11. Я тебя очень прошу, Люба
— Как ты ловко уходишь сейчас от разговора, — семеню за Богданом. — И что?
Едешь к дочурке и любимке на стороне?
Богдан разворачивается ко мне, и я пугаюсь его лица. Бледное, резкое, будто его голову грубо вытесали из мрамора, глаза горят, а на лбу венка пульсирует.
Отчитываюсь в страхе, что он может меня сейчас ударить, настолько от него на меня рвануло агрессией.
— У нас сейчас с тобой разговора не выйдет, — отрезает каждый слог, — ты это, что, не понимаешь? — повышает голос, — не видишь?
Вижу.
Вижу то, чего раньше не видела в Богдане. Злобный оскал белых ровных зубов, испарину на лбу.
— Я тебя очень прошу, Люба, сейчас пойти наверх, надеть какое-нибудь новое красивое платье, привести в порядок и поехать к нашей дочери, — выдыхает через нос, и его крылья носа с угрозой вздрагивают. Голос становится тише. — У тебя сейчас своя задача, а у меня своя.
Страх перед Богданом расползается в груди черной паутиной, будто я вижу перед собой не любимого мужа, а врага.
Мой нос, видимо, улавливает в воздухе не только терпкий дорогой парфюм, но и запах ярости, которую Богдан плохо контролирует сейчас.
Похожее состояние у меня было, когда я в деревне у бабушки столкнулась с соседским быком. Он сбежал из загона, а я на полянке недалеко от коровника плету венок из одуванчиков.
Когда взбешенный бык появился у коровника, я тоже вся оцепенела и почуяла, что ‘рогатый великан не расположен к дружбе и улыбкам. И что я сделала?
Я поняла, что бык не должен заметить меня, а иначе быть беде. Я медленно легла в высокую траву и замерла.
— Архипа оставлю, — Богдан разворачивается и шагает прочь размашисто и немного нервно, — и на твои вопросы он не будет отвечать, Люба.
— А ты? — шепотом спрашиваю я. — Ты-то сам ответишь?
Но Богдан то ли не слышит моего жалкого поскуливания, то ли игнориует его. Он выходит из дома, а затем за окнами я вижу его тень, что быстро исчезает из поля моего зрения.
Тут не надо быть семи пядей во лбу, что понять: он поехал к Кристине и дочурке, откровенность которой не входила в планы Богдана.
А уж про мои планы совсем нечего говорить.
Я очухиваюсь от резкого болезненного толчка в животе перед кроватью, на которую я кидаю платья в тихой, но не контролируемой истерики.
Смотрю на ворох одежды и отступаю от кровати.
Опять пинок от сыночка, который будто требует, чтобы мамка взяла себя в руки и не истерила.
— Тише, — прижимаю ладонь к животу.
Я лишена возможности собрать вещи и свалить в закат.
Богдан прав.
Надо трезво оценивать ситуацию, как бы ни было сейчас больно, обидно и противно.
Если бежать от быка, то он кинется за тобой.
Растопчет, поднимет на рога.
— Мам! — раздается голос Аркаши из коридора. — Ма!
Торопливо вытираю слезы с щек, придаю объем волосам пальцами и поправляю халат на груди.
Аркаша заглядывает в комнату без стука:
— Мам?
— А постучаться? — вкладываю в голос материнскую строгость и оглядываюсь. —Аркаш, ну сколько можно?
Цыкает, но исчезает. Стучит, выжидает несколько секунд и заходит:
— Зашел и не выгонишь теперь, — смеется, — и вообще, если надо, то можно запереться.
Переводит взгляд на мои вещи на кровати. Недоумение.
— Перебираю гардероб, — нахожу отмазку молниеносно, — часть на благотворительность отдам.
— О, блин, мне тоже надо от старого шмотья избавиться, — Аркаша садится на пуфик у косметического столика и протягивает ноги, глядя на меня, — а папа куда поехал? Он как шумахер выстрелил из ворот. Даже меня не заметил. В офис?
— Уп...
— Ясно, — разворачивается к зеркалу и тянется к моим баночкам, которые начинает переставлять и разглядывать.
— Аркаша? — обеспокоенно спрашиваю я. — Что-то случилось?
Проходит около минуты, прежде чем Архип тихо стучит в дверь:
— Любовь, вы готовы? Нам уже пора ехать, — переходит на почти шепот. — Богдан потребовал быть сегодня с вами.
Глава 12. Пусть папа поможет
Захожу в зал с высокими потолками и панорамными окнами. На белых стенах —узкие зеркальные вставки до самого потолка.
‘Солнечно и много воздуха, но мне все равно тяжело дышать.
Каждый выдох угрожает сорваться в рыдания.
— Мама, мамуля! — ко мне с криками кидается Света. Счастливая и румяная. —Пришла!
— Пришла, пришла, — отвечаю я. — Куда я бы делась...
Узкие джинсы, шифоновая желтая блузка и ботиночки на высоком каблуке.
Красавица.
И я была раньше такой. Живой, яркой и счастливой.
Подбегает, обнимает меня, после кладёт руку на живот и замолкает, ожидая приветствия от младшего брата.
Несколько секунд, и он все же пинается. Немного лениво.
Света, как и в первый раз, округляет глаза, смеётся и наклоняется к моему животу с шёпотом:
— Привет, зайчик... Это Света, твоя старшая сестра. Узнал.
Новы пинок, и я закрываю глаза, задержав дыхание.
— Прости, — Света поднимает взгляд и неловко улыбается.
— Все в порядке, — выдыхаю через нос. — С приветствиями закончили?
Света с готовностью выпрямляется, берет меня за руку и ведёт к длинному и широкому столу, на котором разложены десятки сортов роз: разные оттенки белого, мелкие, крупные.
До меня доходит волна сладкого и густого аромата.
— Готова? — заговорщически шепчет мне на ухо Света.
Я неопределённо хмыкаю, стараюсь подключиться к моменту со Светой и уйти от мысли о Богдане и его внебрачной дочери.
Сейчас для меня важной должна быть только моя дочка.
Света усаживает меня в одно из кресел у стола, поправляет под поясницей подушечку и обнимает со спины. Прижимается щекой к плечу и с тихой благодарностью говорит:
— Я тебя, наверное, достала.
— Вовсе нет, — слабо улыбаюсь.
Через несколько минут к нам выходят милая блондинка-флористка, которую Света сразу берет в оборот вопросами и сомнениями нерешительной невесты.
Я с усилием воли пытаюсь остаться в потоке их разговора о том, какие арки поставить, какие букеты оформить, какую фотозону организовать для гостей, но я все равно мыслями возвращаюсь к Богдану и к вопросу — как так получилось?
