Я не вижу никакой разницы в розах, что разложены на столе. Да, некоторые крупнее, но по цвету они все для меня одинаковые.
Но Света внимательно разглядывает каждый цветок, принюхивается, а после рассматривает страницы каталогов с тихими расспросами, а я лишь киваю и иногда соглашаюсь с ней, что, например, у этого сорта бутоны мелковаты, а у того —листья слишком крупные.
— Мам, — Света откладывает очередную розу, плюхается в кресло рядом со мной и накрывает лицо. — Блин, я не могу... Не знаю, какие выбрать.
— Ты хотела молочные розы, — вздыхаю.
— Да, но какие?! — указывает рукой на ворох роз перед собой, а затем она делает глубокий выдох, сжимает кулаки.
После твёрдо встаёт на ноги, вновь подходит к столу. Оглядывает розы и зло подбоченивается, будто они в чем-то перед ней провинились.
Хмурится. Флористка по другую сторону стола в ожидании замирает, спрятав руки за спину.
— А пусть папа скажет, — Света решительно оглядывается на меня, а у меня сердце катится, подпрыгивая, в пятки. — Он же мне угрожал, что если я не выберу, то он сам...
— Светусь, — перебиваю я ее и напряженно сглатываю, — давай выпьем чаю и вернемся к розам.
Сами справимся.
— Он тебе всегда такие красивые букеты дарил, — Света выуживает телефон из кармана, — у него есть чуйка на цветы.
— Да они все красивые, — неуверенно возражаю я. — Любые бери, и тебе сделают красиво...
— Папа не отвертится, — касается экрана. — Ишь, решил отсидеться в сторонке.
Нет, — усмехается, — все будут страдать. Кроме Аркаши, — переводит на меня взгляд. — Я и так знаю, что Аркаша выберет. Кактусы. И мухоловки, — смеется и прикладывает телефон к уху, взволнованно покусывая нижнюю губу. — Гудок пошел.
Черт.
Может быть, в Свете сейчас говорит ее дочерняя чуйка, которая требует участия и любви отца, но тот ведь отправился по “очень важным” делам.
Ответит ли он сейчас?
И приедет ли, если Света попросит его об этом?
Глава 13. Как мама?
— Да, милая? — раздается голос Богдана.
Прикусываю кончик языка, но не дергаюсь. Я как-то упустила тот момент, когда Света поставила звонок Богдану на громкую связь.
Да, я точно немножко потеряна в пространстве и времени.
— Пааап, — Света тянет, — ты опять будешь ворчать.
— Мама пришла? — Богдан перебивает Свету.
У меня сердце пропускает удар.
И странный вопрос.
Ему разве Архип не отчитался, что привез меня? Или он побоялся, что я после того, как вошла в здание где-то потерялась среди коридоров, этаже и лифтов?
Сбежала?
— Да, — Света кивает, — сидит. Бледная чуток, — переводит на меня взгляд и смеется, — и ты боишься, что мама под предлогом нашей встречи побежала к какому-нибудь молодому красавчику?
Я недоуменно приподнимаю брови и медленно моргаю. Богдан на той стороне издает короткий смешок, в котором я не могу различить его реальных эмоций и что у него сейчас в мыслях.
— Нет, она со мной, — Света вздыхает. — И я ее явно достала, вот звоню тебе понадоедать.
— Цветы так и не выбрали?
Когда он скажет Свете, что невероятно занять и что перезвонит, когда освободится.
А еще я жду криков его внебрачной дочери, которая выдаст свое присутствие.
Где он сейчас?
Сжимаю подлокотники кресла до побелевших костяшек.
— Я не могу выбрать, — Света обходит стол и подхватывает веточку с мелкими розочками, —
паааа... может, ты нам поможешь, а? У тебя есть вкус, — подносит розочки к носу, — приезжай, а...
Вот он момент истины.
Как выкрутится?
Как отмажется?
Как солжет?
— Я сейчас на объекте, Свет, — спокойно отвечает Богдан, и я бы ни за что в жизнине догадалась, что он чем-то обеспокоен или встревожен, — так...
— Ну паааа...
Света не сдается, а я жду чем же все это кончится.
Внутри все сочится черной обидой и ревностью. Да, поэтому женщины и убегают от мужчин, когда узнают об изменах.
В этой беготне эмоции — острые, громкие, сильные, и они освобождают душу, а сижу в кресле и тону.
И мне не позволено даже кричать.
— Так, — повторяет Богдан. — Бери маму и пообедайте. Я уверен, что она опять забыла.
Вот козел.
Отлично сыграно. Ловко.
— Ты сама обедала, Свет?
— Нет, — поджимает губы и бубнит, как маленькая девочка, — забегалась.
— Давайте на обед, — командует Богдан, — а я подъеду через пару часов, если без меня совсем никак, а это, похоже, именно так, да?
Света смущается, откладывает веточку с мелкими розами и приваливается к столу:
— Да, придешь и стукнешь по столу, что берем все розы и пусть сделают красиво.
— Таки будет, Свет, — голос Богдана становится строже. — Ну, сколько можно?
— Вот мне и надо, чтобы ты стукнул по столу, пап, — Света вздыхает и переходит почти на шепот.
— Я тоже... устала, а выбрать не могу... Понимаешь? Этого не объяснить...
Замечаю в ее глазах искорки слез. Прижимает пальцы к носу, чтобы сдержать себя.
Точно беременная.
Эмоции дочу слишком остро простреливают, и в самые внезапные моменты.
— Эти цветы меня уже бесят, — шумно выдыхает и крепко зажмуривается, —может, нафиг их?
Будем без цветов!
— Марш обедать, — еще строже отзывается Богдан, — и все по правилам, первое, второе, десерт и чайник травяного чая с медом.
Узнаю в его голосе те нотки, которые вибрировали в его голосе, когда я рыдала у него на плече после признания, что беременная:
— Люба, справимся. Ты и я — не дураки, ноги и руки есть. Здоровые. И что ты ревешь? Будем папой и мамой и точка.
Сердце щемит тоской по прошлому, в котором Богдан и я — молодые, глупые и очень смелые в уверенности, что мы справимся.
Справились?
Может, лучше бы он тогда послушался отца, который бы все взял в свои руки... Нет.
Прижимаю ладонь к щеке. Тогда бы не было Светы. Не было Аркаши.
— Как принято, Света?
— Пойти плотно и хорошо пообедать...
— И с удовольствием, — четко проговаривает каждый слог.
Сынок пинается в животе, будто хочет поздороваться с папой, который задает обычный вопрос, но я в нем слышу намек и угрозу:
— Как там мама? Держится?
Глава 14. Я папе пожалуюсь
— Я папе пожалуюсь, что ты плохо ешь.
Нет, я чувствую голод, но кусок в горло не лезет, и глотаю я через силу.
А вот Света с большим аппетитом уминает стейк средней прожарки и с подозрительным удовольствием ест горчицу, которую раньше терпеть не могла.
Мажет толстым слоем на мясо. Не стесняется и не боится.
Когда она планирует нам сказать, что я и Богдан станем бабушкой и дедушкой?
Готовит сюрприз на свадьбе или уже после свадьбы нас обрадует?
— Сами-то мы не додумались пойти и пообедать, — Света слизывает горчицу с вилки и смеется.
Мне хочется расплакаться.
Вот прям театрально выдернуть несколько салфеток из салфетницы и заплакать с тихой исповедью, что наша семья разваливается, но я себе потом этого не прощу.
Света сейчас светится мягким счастьем, и я не могу позволить стереть с ее лица улыбку и заглушить ее смех жестокой правдой.
— На и тебе горчички, — Света переваливается через стол и выкладывает мне на тарелку рядом с фрикадельками ложку желтой горчицы, — она такая вкусная, блин.
Попробуй. Никогда такую горчицу не ела.
Горчица как горчица.
Ничего особенного. Остренькая, да, но я бы не сказала, что это самая вкусная на свете горчица.
Зато я могу пустить слезу под оправданием, что горчица — злая.
— Да ладно тебе, она же не острая...
Это была плохая идея позволить себя пустить слезу, потому что за ней следуют всхлипы и новые слезы, которые я торопливо вытираю салфеткой.
— Мам? Мам, ты чего?
У меня вздрагивают плечи.
Прикусываю кончик языка до острой боли, что простреливает к глотке. Нет, я не скажу.
Не имею права, как мать, портить дочери эти несколько недель скандалами, дрязгами, слезами и истериками.
