если старый терялся, тут же покупал новый.
— Со Светой, — и ответил, и поправил он.
Светка, Лерка, Машка, Глашка — это из лексикона Дена, или Денчика, как звали его девчонки, Игорь предпочитал более уважительный вариант — он ему и по характеру ближе, и по должности, да и сорок пять лет обязывали.
— Я не хочу ничего менять, — вскрывал он упаковки, словно потрошил рыбу. — И точно не хочу ссориться… хотя бы с детьми, — тяжело вздохнул.
Как старшая дочь вышвырнула в дверь его чемодан, наверное, резануло куда сильнее, чем скандал, что устроила жена. Язвительность жены была понятна, оправдана и продиктована болью. Обидой, гневом, шоком. Но его малышка…
— До хрена ты, конечно, всего хочешь, брат, — Сокол забрал нож и срезал крышку с одноразового контейнера, чтобы не мешалась. — Но я сейчас про Светку. У вас всё настолько серьёзно, что ты решил бросить жену?
Что-то было в его голосе.
— Что ты хочешь сказать? — принёс Наварский из холодильника бутылку. Хватит ей уже прохлаждаться — душа горит.
— Ничего, — пожал тот плечами, — просто интересуюсь. Для информации.
Игорь слишком хорошо его знал, чтобы поверить.
Что-то сквозило во псевдо равнодушном тоне друга.
Наварский догадывался, что: не было у Сокола знакомых баб, которых он не трахнул, или хотя бы не попытался. И пренебрежительный тон (с которым он спросил: со Светкой?!) наталкивал на соответствующие выводы. Но Игорю было всё равно: Сокол или кто-то другой. Понятно, что в двадцать восемь Света не монашка — у неё были партнёры. Но и Наварский взрослый мужик, его не интересовали девственницы, скорее уж наоборот: девушки с опытом, раскрепощённые, умеющие и дарить, и получать удовольствие.
То есть в принципе, вообще, теоретически, если бы он решил завести интрижку, его бы интересовала именно такая женщина.
Всё это не относилось к Свете, потому что не было у них ничего, да и не могло быть.
После первой рюмки Наварский вспомнил, как они встретились…
— Господи, простите! — воскликнула девушка. Она налетела на него в подворотне, Игорь едва успел повернуться и её подхватить: запнувшись, она чуть не упала.
Глухо стукнулся об асфальт телефон, выскользнувший из её руки.
— Чёрт! ЧЁРТ! Твою мать! — подняла его девушка, пыталась включить, но покрывшийся трещинами экран лишь тускло блеснул и тут же потух. — Блядь! — безнадёжно выдохнула она, тут же забыв про мужчину, на которого налетела, и обращаясь исключительно к экрану: — И как мне теперь работать? У меня ещё три показа. Как?
Она бессильно опустила плечи. Увидела стоящего истуканом Наварского.
Две секунды, не дольше, держал он её в объятиях. Две секунды касался пальцами нежной кожи, вдыхал пьянящий запах молодого тела, а оглушило.
В глазах плыло. В ушах шумело. Пульс сбился и не торопился восстанавливаться.
Потом Наварский, конечно, об этом подумает и придёт к простому выводу: нет, это была не любовь с первого взгляда. Девушку он толком и не рассмотрел. Это вообще не любовь — он словно получил ожог, удар под дых, пинок по яйцам и оказался бессилен против этого чувства. Оно согнуло его пополам, застало врасплох, смяло, расплющило.
И чувство это было даже не связано с этой конкретной девушкой, оно было какое-то вообще, как откровение о себе, как знание, прозрение, истина.
— Что же делать-то? — безнадёга в её голосе была такой беспросветной, что не стой Игорь спиной, когда девушка на него налетела, он извинился бы и взял вину на себя.
Впрочем, он уже знал, что делать: он купит ей телефон, но это не помешало ему догадаться.
— Вы, наверное, Светлана? — спросил он.
— А вы?.. — удивилась она.
— Наварский. К сожалению, не Генрих, — привычно пошутил он. — Игорь.
— Боже!.. Я ждала вас попозже. Хотела к вашему приходу немного прибраться, — ещё больше расстроилась она, но тут же поняла, какую сморозила бестактность. — Ой, простите, я хотела сказать: очень рада познакомиться. Спасибо, что приехали. Светлана, — протянула руку. — О̀гнева. Хотя на самом деле Огнёва, но О̀гнева лучше звучит. Шикарная у вас фамилия, — повела она его к выходу из подворотни — вход в квартиру был сразу за ней.
Короткая стрижка. Большие блестящие глаза, в тот момент тёмные из-за расширенных зрачков. Это потом Наварский увидит, что они золотисто-медовые и просто невероятные: чистейший янтарь, без вкраплений и переливов. Позже узнает, что в её случае это аномалия — избыток феомеланина — пигмента, придающего радужке жёлтый цвет.
Тогда в подворотне он ничего не знал.
Тогда ему показалось в ней есть что-то от воздушной феи, хрупкого эльфа, призрачной музы. Что-то лёгкое, невесомое, незримое. И неизбежное.
Грация и смутная тревога. Тонкие черты и обречённость.
Рок. Жребий. Фатум.
Глава 8
Это неправда, когда говорят, что мужчины замечают у женщин только грудь или задницу.
Мужчины замечают всё. Маленькие мочки ушей. Пухлые губы. Стройные лодыжки.
Просто эта информация им часто не пригождается — она не несёт пользы для продолжения рода. Это не молочная грудь или крутые бёдра. Инстинкт размножения интересует только один вопрос, а точнее, два.
Вдул бы он ей или не вдул? Даст она или не даст?
И только один ответ на оба: да.
Потому что, если «нет», какого хрена её вообще рассматривать.
К счастью, мужик — это не только набор инстинктов и первичных потребностей. Неважно, последует за этим что-то или нет, Свету Наварский рассмотрел потом, потому что его геном решил, что смысл есть.
Но в тот момент ответил в её стиле:
— На самом деле Наварский — это не про Наварру и знаменитого герцога, это от слова «навар», или «наваривать», то есть мои предки, скорее всего,
