были поварами или кузнецами.
— Или предприимчивыми, успешными в делах людьми, — удивила она не только искренностью своих эмоций и простодушной непосредственностью, но и умением думать.
Уже в квартире Наварский решил, что это опасный коктейль. Очень опасный. Умная, красивая женщина, непосредственная и лёгкая в общении — это заявка на разбитое сердце.
Что это будет другой вариант разбитого сердца, не тот, о котором он подумал, ему и в голову не пришло, да и сама мысль скользнула по краешку сознания и пропала.
В конце концов, он приехал смотреть квартиру. Она интересовала его куда больше, чем риэлтор, какой бы неожиданно приятной она ни оказалась.
С прошлого показа в квартире остались подносы с недопитыми напитками и засохшими бутербродами. Пустая бутылка шампанского. Оплавленные ароматические свечи.
Свечами нежнейшего сливочного оттенка в цвет интерьера пахло до сих пор.
— А какой запах вы хотели предложить мне? — прочитал Игорь на использованной упаковке «бурбонская ваниль».
— О, нечто особенное, — улыбнулась Светлана, уже вполне придя в себя. Телефон, конечно, был невосполнимой утратой, но клиента это не должно волновать, а она профессионал, ну или очень хотела им казаться. — Сейчас.
Наварский невольно проводил её глазами.
— Кстати, бурбонская ваниль — это не про виски, это про остров рядом с Мадагаскаром, где растёт ваниль, — сказала она, мимоходом собирая мусор. Наварский бросил упаковку ей в пакет. — Раньше остров назывался Реюньон, потом остров Бонапарта и являлся французской колонией, потом Бурбон, а сейчас вернул себе историческое название.
Она унесла мусор и достала из пакета чёрную свечу.
— Вот, — протянула она с благоговением.
Пошутить про лавку, где продают свечи для сатанинских ритуалов, Наварский не решился, хотя именно на такую вещь этот кусок чёрного воска и походил. Ему всё же хотелось послушать про квартиру, а не про свечи, но он слушал всё и вовсе не из вежливости. Её голос, неожиданно чувственный и глубокий для её субтильного тельца, как звук шаманского бубна, определённо что-то в нём вызывал: тёмные силы, зов предков.
— Шторм, — прочитал он на этикетке к чёрной свече…
А сейчас подумал: идеальный шторм.
Занюхав первую рюмку кусочком ржаного хлеба, он налил им с Соколовым по второй.
— Ты знаешь, что такое идеальный шторм? — спросил он.
Тот подцепил ножом кусок селёдки.
— Знаю, есть такое кино.
— Это совокупность нескольких неблагоприятных факторов, в результате которой общий разрушительный эффект значительно увеличивается.
Сейчас Наварский подумал, что Света — его идеальный шторм.
В их встречу всё сложилось так, что не сложись оно всё вместе: его ранний приезд, её разбитый телефон, что она его риелтор, он приехал один — и ничего бы не было.
Столкнулись бы и разошлись, и не случилось никакой разрухи.
Глава 9
Но тогда она поправила:
— «Thunderstorm» переводится как гроза. Лёгкие нотки озона. Аромат воздуха после дождя. Запах влажной земли.
— Считаете, мне уже должен нравиться запах сырой земли? — иронично улыбнулся Наварский.
— Я очень на это надеялась, — она вздохнула с сожалением и улыбнулась. — Но теперь понимаю, да, сырая земля — это не то, про что стоит напоминать клиентам. Хотите, я включу музыку? Может, кофе? Здесь чудесная кофемашина. Кстати, она идёт в подарок, — наконец вспомнила она, для чего они собрались.
Наварский хотел невежливо спросить: сколько квартир она уже продала?
«Ни одной» — ответ, что он ожидал услышать. Но где-то уже тогда понял, что принял решение: он купит эту квартиру, сколько бы она ни стоила. В какие бы долги ему ни пришлось залезть.
— Можно, — пожал он плечами, исключительно чтобы порадовать девушку, что так старалась создать для клиента уникальную атмосферу.
По мнению Игоря, всё это было лишним — квартира была прекрасна сама по себе.
Идеальная звукоизоляция, четыре санузла, в том числе гостевой, а в спальне — с двумя раковинами, надёжная лестница с крепкими деревянными ступенями, тихий двор, своя парковка, подвал, в котором можно не только велосипеды хранить — переоборудовать подо что угодно. Ещё и центр города — до всего рукой подать.
Его практичную жену тоже скорее заинтересовали бы ближайшие школы, чем запах выпечки, но Наварский хотел сделать жене сюрприз, поэтому прилетел один.
А музыка… Ну, музыка так музыка.
— Картины демонстрационные? — спросил он, потягивая кофе, густой и тягучий, как голос саксофона, что включила умная колонка.
— Да, но, если вам нравится, можем оставить. Как и шторы. Как и всю посуду, — оживилась Светлана и посмотрела на него с такой надеждой, что он просто не мог её не оправдать.
— Буду очень благодарен, — улыбнулся он.
Может, уже не хотел расставаться с двухэтажными хоромами, а может, с хрупкой девочкой в мужском жилете на голое тело.
Острые плечики, крошечные сисечки, что почти не скрывали глубокие проймы, мурашки, что от волнения покрыли её нежную кожу, подняв дыбом каждый волосок, и жёлтые глаза дикой кошки, которую нестерпимо хотелось приручить.
Он подумал, что мог бы отодрать её прямо там, прямо в ванной между двумя чёртовыми раковинами. Засунуть тяжёлый член в её маленькую дырочку, заставить орать от удовольствия, кончать в мучительно прекрасных судорогах и хныкать, выпрашивая ещё.
Он с таким же успехом мог подумать о ком угодно.
Это ничего не значило, так, помечтал, и ладно.
Хотя почему-то был уверен, что у неё очень узкая дырочка. Впрочем, и это было неважно. Никогда было неважно, потому что у него толстый член. Средней длины, но хорошего диаметра. Ему в любой дырке было тесно, тепло, уютно. Плотно обхваченный стенками влагалища, твёрдый, с большой головкой, его член пользовался популярностью у женщин. Без шуток. Без преувеличения. О нём рассказывали. К нему в общагу приходили «переспать». В юношеские годы Наварский
