это сил. Каждый раз, когда я вижу её, она выглядит ещё сногсшибательнее, чем в прошлый раз, и каждый раз я хочу сказать ей это. Я хочу сказать ей, что перестал спать с другими женщинами, поскольку это бессмысленно. Она единственная, кого я хочу, единственная, кого хочет мой член. Но я не могу заполучить её, и я даже не могу выкинуть её из головы.
Я чертовски одержим, ревнив, зол, и даже если она может этого не видеть или ей всё равно, я защищаю её – я держусь на расстоянии, но, клянусь Богом, если кто–нибудь причинит ей боль, я разорву его на части.
Как я должен продолжать в том же духе? Я облажался и вкладываю каждую унцию гнева в свою игру. Она будет там сегодня вечером, игнорируя меня, насмехаясь надо мной, напоминая мне обо всех способах, которыми она меня ненавидит.
Но больше всего она до чертиков пугает меня тем, что заставляет меня чувствовать себя неуправляемым и беспомощным. Как марионетка, с которой играют, или, что ещё лучше, игрушка, которая когда–то нравилась, а затем была выброшена на свалку ради чего–то блестящего.
Я всем говорю, что не стремлюсь к обязательствам или отношениям, и это абсолютная правда.
Потому что единственная гребаная женщина, которую я хочу, ненавидит меня за то, чего я не совершал, и, чёрт возьми, я собираюсь пресмыкаться.
А Дженсен Джонс не пресмыкается.
Я не пресмыкался перед Лорен, чтобы она вернулась и вышла за меня замуж вместо того, чтобы сбежать с моим тогдашним лучшим другом, и я чертовски уверен, что не буду пресмыкаться перед Кейт Монро.
Особенно когда она явно забыла обо мне и трахается с другим мужчиной.
ГЛАВА 4
дженсен
Я врываюсь в раздевалку, нервничая не меньше, чем сегодня утром. Можно подумать, что после нескольких сезонов в НХЛ и победы в Кубке Стэнли мои тело и разум привыкли к такому давлению, но это не так.
Я принимаю это чувство. Это то, что заставляет меня чувствовать себя живым и напоминает мне, что у меня всё ещё есть страсть к игре, в которую я влюбился, когда мой отец впервые повел меня на наш местный каток в Альберте.
Главное – не позволить нервам взять верх над адреналином.
– Йоу! – Джесси Каллаган, мой лучший друг и безумно быстрый вингер, бьёт меня кулаком, когда я сажусь рядом с ним на скамейку.
Благодаря победе в Нью–Йорке пару дней назад и нашему преимуществу на домашнем льду в регулярном чемпионате мы проведем решающую игру сегодня вечером перед домашней публикой “Scorpions”, и это очень важно для нашей заявки на кубок.
– Привет, приятель. Как дела? – я бросаю сумку на пол и делаю глубокий вдох, собираясь с силами.
– Я в порядке. Тело в хорошем состоянии, голова в порядке, и толпа уже гудит. Мы в борьбе за кубок. Я это чувствую.
– Чертовски верно! – Джон, наш центровой и капитан, кричит с противоположной стороны раздевалки. Он сидит рядом с нашим помощником капитана и защитником Заком Эвансом. Как настоящие лидеры, они всегда приходят первыми и начинают подготовку. Зак выглядит встревоженным, и я знаю, что это сочетание факторов, включая тот факт, что это, скорее всего, последняя игра Джона в его карьере, и после этого он возьмет на себя капитанство. Я бы с удовольствием стал его помощником капитана, но правила НХЛ не позволяют вратарям выполнять обязанности капитана в практических целях, поэтому вместо этого место получит Хендерсон, один из наших опытных нападающих.
Один за другим парни начинают заходить в раздевалку, и воцаряется необычно тяжелое молчание. Обычно здесь кипит жизнь, но вся команда чувствует, что происходит.
Так продолжается до тех пор, пока тренер Берроуз не распахивает дверь. Готовясь к игре, он стоит в центре с планшетом в руке и медленно обводит всех нас взглядом.
– Мне не нужно стоять здесь и говорить больше того, что я говорил весь сезон, а затем ещё и на утренней тренировке. Сегодняшний вечер исторический.
Он подходит к тому месту, где сидит наш капитан, упершись локтями в колени и сцепив руки перед собой. Джон выглядит взволнованным, и когда тренер говорит, я слышу эти эмоции в его голосе.
– Вы не просто группа невероятно талантливых людей, вы ещё и мои подопечные. С некоторыми из вас я проработал несколько коротких месяцев, а с другими – годы. Но позвольте мне сказать вам вот что: я никогда не встречал более прекрасного человека или игрока, чем этот парень прямо здесь, – тренер наклоняется вперед и хлопает Джона по плечу. – Я видел этого парня в его лучшие и худшие моменты. Но ничто не подготовит меня к сегодняшнему вечеру, когда прозвучит последний звонок, и мы завершим одну из лучших карьер, которые я когда–либо видел.
Наш капитан делает глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями, и принимает стойку.
– Мы завершим сегодняшний матч победой, потому что мы обязаны сделать это ради самих себя. Месяцы подготовки, а в некоторых случаях и годы совместной работы и совместных игр сводятся к этому — к трем двадцатиминутным перерывам, в течение которых мы выкладываемся на льду. Никто не остается в стороне, и каждый выкладывается по максимуму. Сегодня вечером мы не примем ничего, кроме победы, и мы дадим нашим фанатам именно то, чего они заслуживают — незабываемый вечер.
– Чертовски верно! – Джесси вскакивает на ноги и поднимает кулак в воздух.
Тренер Берроуз медленно кивает и направляется к двери.
– Я думаю, это всё, что нужно было сказать. Но я скажу вот что: я горжусь каждым из вас. И сегодня вечером я хочу отпраздновать это с вами в баре. А теперь раздавите их!
Он уходит под рев, который отражается от стен.
И прямо здесь последние остатки моих нервов покидают моё тело, полностью заменяясь непреодолимой потребностью обезопасить моих парней.
Пот стекает у меня по лбу и щиплет глаза.
Эта игра не похожа ни на одну другую. “Blades” не сдавались без боя, но и мы тоже. Я не готов к своему удалению, пропустив уже два гола, но когда мы доходим до последних нескольких минут третьей игры, у нас преимущество на один гол, и давление сокрушает меня, когда их центровой обрушивается на лед.
Зак ни за что не догонит его, так как он остался в центре поля.
Сосредоточься, Дженсен.
