Ознакомительная версия.
— Эй, Пашка, ты куда? — встрепенулся приятель.
Павел ничего не ответил. Он уже плыл — вперед, за ней, теперь уже абсолютно уверенный в том, что не утонет. Просто потому, что он уже не может позволить себе такой роскоши — утонуть, оставив ее одну в этом без граничном водном пространстве, наедине с волнами и едва различимым где-то вдалеке горизонтом.
— Пашка! — орал с берега Костик. — Пашка, вернись!
Он еще долго слышал голос приятеля. А потом не осталось ничего, кроме плеска волн, едва различимого где-то вдалеке крика птиц и шума собственного дыхания. Вдох-выдох, вдох-выдох…
Сначала ему казалось, что доплыть до противоположного берега будет не так уж и трудно. Мышцы быстро вспомнили почти забытую технику плавания, и он почувствовал, что сможет экономить силы. Но вот со скоростью были проблемы. Он понял почти сразу, что не сможет ее догнать. И если у нее кончатся силы — это еще вопрос, успеет ли он вовремя, чтобы помочь. И хватит ли его на то, чтобы помочь ей…
Он старался не терять ее из виду. Вскоре, к своему удивлению, понял, что девушка плывет значительно быстрее его. Что скорость их практически несопоставима. Но это и успокоило его — здесь определенно чувствовалась профессиональная подготовка. Значит, никакая она не сумасшедшая, а просто спортсменка-феминистка, решившая поставить на место двух зарвавшихся парней. Значит, это еще вопрос кто из них не доплывет…
Доплыли оба. Рита, оказавшись, наконец на берегу, почти сплошь покрытом камышовыми зарослями, упала навзничь возле самой воды. Сквозь шум собственного дыхания не смогла расслышать приближения человека, а поэтому очень сильно испугалась, подскочила даже на месте, когда услышала вдруг у себя за спиной его голос:
— Ну ты даешь… Вот это скорость!
Выдохнув из себя эти несколько слов, он свалился рядом с ней, ощущая блаженную расслабленность тела, голове шумело. Он не видел ее глаза, но чувствовал, смотрит она на него с восхищением. И сердце замирала теперь уже не от страха, а от восторга. От радости, счастья…
Почти два часа они просидели в тот день на камышовом берегу. Разговаривали и почему-то смеялись без конца. Такое складывалось ощущение, что они уже сто лет друг друга знают. Павел начинал о чем-то говорить, подхватывала. Потом за ними приехала лодка берегов охраны: Костик, не выдержав долгого ожидания, вызвал| таки команду спасателей. Павел и Рита сидели в тесной лодке, прижавшись, друг к другу…
В тот вечер он проводил Риту до дома. Долго стояли они возле Ритиного подъезда, он сжимал ее руки своих, но поцеловать так и не решился. Впервые с ним такое случилось — обычно с девушками он не слишком церемонился, чувствовал себя уверенно, и эта внутренняя уверенность, уверенность хозяина, исходившая от Павла многих к нему и притягивала. С Ритой все было по-другому,
С тех пор они уже не расставались. Спустя год поженились, потом родился сын… «Все как у всех», думал иногда Павел, но сразу же мысленно возражал самому себе: нет, не как у всех. У них с Ритой не так. Потому что у них с Ритой — любовь настоящая, долгая, единственная… Никто и никогда не будет ему нужен, кроме Риты.
Приятели смотрели на него с усмешкой, когда речь заходила об обычных мужских развлечениях, в которых Павел никогда не принимал участия. Рестораны, дачи, шашлыки, девочки. Романы, интрижки… Ему всегда гораздо интереснее было прогуляться с Ритой по городу или банально посидеть вместе и посмотреть телевизор. Поговорить с Ритой или просто помолчать рядом с Ритой.
Все эти долгие годы он был ей верен. И никогда не думал, что в сорок девять лет…
Впрочем, остался верен Рите и до сих пор.
Если, конечно, духовную измену не считать за измену. Если не иметь ввиду то, что все его мысли, все его чувства, все желания — всю его душу заполонила собой она. Валерия…
— Спокойной ночи, — услышал он где-то издалека.
Рита стояла рядом. Наверное, давно уже стояла рядом и смотрела на него. И может быть, не в первый раз желала ему спокойной ночи…
Он поднялся, притянул жену к себе, прикоснулся сомкнутыми губами к прохладной щеке.
— Я думал о тебе, — честно сказал он. — Кстати, двенадцатый час! Где шляется наш оболтус?
— Это очень хорошо, — ответила она невпопад, как ему показалось.
— Что — хорошо?
— Что ты думал обо мне. А наш оболтус, насколько мне не изменяет память, обычно возвращается в первом часу ночи. Так что скоро придет, не переживай.
— Будем надеяться. Кстати, он завтра едет с нами?
— На дачу? Ты ведь знаешь, он никогда не относился к помидорным грядкам с большим энтузиазмом. Это мы, старики, без грядок не можем…
—Ты — не старик. Ты прекрасная, молодая женщина, — искренне возразил он. — Не говори глупостей.
— Прекрасно сохранившаяся, ты хотел сказать. Не молодая, а молодящаяся. Это почти то же самое, что и старик.
Он рассмеялся в ответ. Она была упряма и непоколебима. Она всегда была такой — ее невозможно было переспорить, невозможно ни в чем переубедить. При этом свою правоту Рита доказывала со столь очаровательной детской серьезностью, что даже самые неубедительные и абсурдные аргументы выглядели в ее изложении непреложными истинами. Вот как сейчас.
— Спокойной ночи, Рита.
Он снова притянул ее к себе, почувствовал запах волос, смешавшийся тут же с собственной тоской почему-то иному, и с досадой подумал о том, что теперь у него не запах волос Риты всегда будет ассоциироваться с чувством непроглядной тоски. Тоски по чему-то иному…
И снова — в сотый, в тысячный раз за вечер — он мысленно произнес ее имя: «Валерия». И закрыл глаза, представляя себе ее лицо. Сосредоточился, захотел вдруг сию же минуту услышать ее голос, ее смех, услышал, потому что память хранила эти сокровищ! очень трепетно. Она, как заботливая хозяйка, ухаживала за ними, не позволяя им никогда потускнеть, померкнуть.
Всегда, в любую минуту, он мог слышать голос Валерии. Даже во сне. Но от этого на душе становилось еще тяжелее. Потому что тем отчетливее он осознавал, как не хватает ему этого смеха и этого голоса наяву. Каждый день, каждую минуту,
— Только, ради Бога, не включай телевизор слишком громко. Я не выношу этот твой бокс, — снова донесся до чего голос из настоящего. Голос Риты.
Он открыл глаза, успел поймать ее печальную улыбку. Потом она скрылась за дверью их общей спальни. И осталась там — одна.
И он тоже остался один. И снова Валерия возникла перед мысленным взором и заполонила собой все его мысли.
Из дневника Валерии
..Мой отец до сих пор жив.
И тем не менее он был первым близким человеком, чью смерть мне пришлось пережить.
Ознакомительная версия.
