— …и взаимообмене, — прошептала Диана, в то время как Байрон глубже откинулся в кресле. Если судье приспичило цитировать здесь Барка, пусть хотя бы делает это точно. Барк сказал «компромиссах и взаимообмене». Впрочем, не все ли равно. В данный момент все они пленники в этом кабинете.
Диана огляделась. Во вражеском стане от фирмы «Холанд и Мэтьюсон» появилось несколько новых лиц, но большинство было ей давно знакомо. Коллеги и противники, ветераны одной и той же войны, которая длится уже четыре года и ведет прямиком в тупик. Вот сидит ее босс, Фрэнк Мерриан, нервный, как левретка, кусает в нетерпении губы. Ирена Кац, сурово нахмурившись, что-то строчит в блокноте. Байрон, которому все осточертело. А за противоположным столом — придира и зануда Кэрри Джонсон. Хэнк Бенедикт — «перевертыш». Билл Шэннон, сегодня еще красивее, чем обычно. В прошлое воскресенье в «Таймс» было сообщение о его помолвке. Кажется, она нейрохирург. «Ну что ж, пожелаем доктору счастья», — с завистью подумала Диана, но не могла не заметить, что, судя по внешнему виду, Билл также считает себя счастливчиком. Вот он перехватил ее взгляд и подмигнул. Не забыть бы его поздравить при случае.
— Итак, я пришел к выводу… — Вот они, ключевые слова! Диана навострила уши. — Что в этот раз не стоит пытаться пересмотреть этот вопрос. — Последовал всеобщий горестный стон. — Вместо этого, — продолжал судья, — я рекомендую обратиться к мудрости великого Барка. Дамы и господа, вы представляете цвет нашей юриспруденции, и я ни минуты не сомневаюсь, что если вы приложите свои таланты и знания в благородном деле поиска компромиссов, то обязательно разыщете более мудрое, более приемлемое для обеих сторон решение, нежели то, которое мог бы вынести суд. Буду ждать от вас такого решения. — Он сверился с часами. — Сегодня понедельник, одиннадцать сорок пять. Мой клерк покажет вам комнату для совещаний. Я настаиваю на том, чтобы обе команды адвокатов оставались в ней и вели переговоры целый день, с девяти до шести — а если понадобится, то и дольше, — пока не достигнут приемлемого соглашения. Слушание дела начнется в пятницу, в десять. Надеюсь, что до этого времени вы сами разрешите вопрос путем мозгового штурма. — И он самодовольно осмотрел аудиторию и закончил: — Леди и джентльмены, я настоятельно советую относиться к членам противоположной команды не как к противникам, а как к коллегам на ниве правосудия.
Зажимая руками уши, чтобы не слышать возражений, судья поспешно удалился.
— Безобразие! — взвыл кто-то. — Принудительные переговоры!
— Это незаконно! — возмущалась Марсия Уэйнрайт. — Пусть назовет прецедент!
— Проклятие, — ругался Байрон, — я как будто под домашним арестом.
— Слыхал я про то, как запирали судей, — заметил Билл Шэннон при появлении клерка, — но чтобы адвокатов — никогда!
И вот две команды адвокатов оказались предоставлены друг другу, словно провинившиеся школьники, запертые в просторной, отделанной дубовыми панелями комнате. Первые два часа ушли на обсуждение особенностей процедуры и сопровождались весьма горячими перепалками. Стороны были согласны только в одном пункте: возмущении наглостью Каниски.
— Мы давно уже взрослые, — повторяла Марсия, — и выросли из коротких штанишек! — И она была права. Недаром их звали «наемные убийцы»: всегда настороже, всегда готовы к атаке. Натренированы на то, чтобы вцепиться в глотку, в любое другое слабое место, нащупать ахиллесову пяту — и не выпустить противника. Биться до победного конца, не щадить и не просить пощады взамен. Противоборство стало стилем их жизни, ведь малейший намек на соглашение могут воспринять как слабость. Даже в вопросе о питании не удалось избежать столкновений. Пицца или гамбургеры — стенка на стенку. Еду заказали отдельно, из разных заведений.
После ленча вражеские армии устроили стратегические совещания за разными концами длинного стола.
— Что вы скажете об избранной Каниски тактике? — спросил Фрэнк Мерриан. — И старайтесь говорить потише. Боб?
— Он вычитал это из Библии, — предположил Боб Уорфилд. — Помните, как Соломон не смог принять решение по поводу двух женщин, претендовавших на одного младенца, и предоставил им разбираться самим?
— Если он не способен принимать решения — пусть идет в отставку.
— На основании чего? Непроходимой тупости?
— По-моему, дело тут не в нерешительности, — задумчиво возразила Диана, — и не в тупости. Скорее всего он уже принял решение и хочет исключить возможность апелляции.
— Согласен с Дианой, — прошептал Фрэнк. — Этот Каниски — изворотливый сукин сын. Держу пари, он уже все решил, только продолжает высматривать и вынюхивать. В таком случае нам нет смысла ломать копья. Кто-то теряет, а кто-то находит.
— Вот только кто? — теребил подбородок Том Энг. — Мы? Они? Это же ловушка. Если нам суждено стать победителями, то с какой стати вести переговоры? Зачем давать зацепку этим ублюдкам? Победитель и так получает все.
— Но если, — возразила Диана, — он уже настроился против нас, значит, готовность вести переговоры будет нам на руку. Как по-твоему, Фрэнк? Ты уверен, что мы уже выиграли бой?
Но ее босс, один из самых дальновидных людей, которых она знала, только растерянно качнул головой и произнес:
— Бог его знает. Он может выбрать кого угодно. Вот только чем он при этом руководствуется, хотел бы я знать?
«Твидлдум и Твидлдам» — так Аврам однажды обозвал их хозяев. Как ни грустно, она не могла с ним не согласиться.
— Я не хочу переговоров. Но я не хочу и проиграть.
— С другой стороны, мы все равно не угадаем.
— А с третьей стороны — черт с ними! Давайте говорить.
— Верно, — сказала Диана. — Только надо помнить об одном. Если им покажется, что мы хотим переговоров, они могут счесть это признаком слабости. И тогда будут еще тверже стоять на своем.
— О'кей, — кивнул Фрэнк. — Значит, начинаем переговоры, но с позиции силы. Давите на них. Никаких уступок, даже по мелочам.
Диана наблюдала, как на противоположном конце стола закивали головами и замахали руками — скорее всего пришли к точно такому же решению.
В течение трех с половиной утомительных дней две непримиримые команды честно пытались уложить противника на обе лопатки. Час за часом обсуждались возможные и невозможные уступки, которые неизменно отвергались, и все шло по новой. Работа была тяжелой, неблагодарной и, похоже, бесполезной.
Утром в пятницу две группы измученных адвокатов вошли в зал суда, где восседал судья Каниски.
— Ну как, вам удалось достичь соглашения? — спросил он.
